— Что?! — Горатиус едва не удушил костлявого священника его собственным шарфом. Бедняга с трудом вырвался и, задыхаясь, тер почерневшую шею. — Если… Ты слышишь, если с нею что-то случится, видят Девять[2], я храм по камням разнесу, а подлых предателей развешаю на фонарях, начиная с твоей богини.
Дулни пискнул и осунулся по стене. Кальвус привел его в себя парой увесистых затрещин и вздернул за воротник:
— Хватит рассиживаться. Пошли.
Не обращая больше внимания на спутника, наемник заскользил вдоль стены плавно и почти бесшумно.
— А-а…
— Что? — зашипел Горатиус, глядя Урвелу в расширенные глаза.
— Почему ты… что она… сделала? Ты же за деньги служишь, — выдавил священник, запинаясь, и немедленно загородился локтем и вскинутой дубиной. Кальвус выдохнул.
— За деньги. Когда король Льетан погиб, меня выбросили из гвардии, правда, оставили байдану и палаш.
— Ты бы мог отправиться на Вварденфелл… Говорят, там можно неплохо…
— На чем? Суда туда не ходят. Ни купеческие, ни военные. А контрабандисты гвардейцев не любят. Потом я еще заболел, знаешь, сколько храм дерет за лечение?.. Да когда корзину на рынке удавалось поднести за пятак, я был счастлив, — Горатиус стукнул кулаком в стену. — Ты спрашиваешь, что Аррайда для меня сделала? Первое — отвела к кузнецу и выбрала для меня лучший доспех, что у него был. И меч. И дала почувствовать себя не нищим изгнанником — воином. Ты это понимаешь?!
Урвел отскочил с неожиданным проворством. Какое-то время они шагали молча. Потом наемник снова резко вскинул руку и остановился. Сбивая с ног, накатила из-за поворота вонь мертвечины, окалины и талой воды. Коридор там был скручен и оплавлен, среди копоти сверкали льдинки, а под ногами хрустели кости — посеченные, обожженные, перемешанные так, что даже самый опытный некромант не сложил бы из них целого скелета. Среди костей попадались ошметки плоти, грязные пелены, лохмотья.
— Гнильцы, — переждав очередной позыв к рвоте, прошептал Дулни. — П-проклятые… стражи алтаря… Это она их?
Кальвус разглядел блеснувший на сколе обломок ребра. Обмотал тряпкой конец, поджег от стенного светильника. Он больше не таился и не прятался. Забыв о несчастном священнике, внимательно всматривался, светя себе под ноги. Кровь, словно россыпь комуники в толстой лесной подстилке, затерялась в чужих костях. Но Горатиус нашел сперва робкие пятнышки, затем капель, затем высохшие бурые лужицы и смазанный отпечаток ладони на круглой узорчатой двери. Возле этой двери кто-то бросился на наемника из темного бокового коридора, и Горатиус смахнул его одним ударом меча.
