Связь оборвалась, а я, оскорбленный и возмущенный, решил возвращаться на родительское судно. Эти глупцы не понимают, что им не позволят рисковать, что сразу же после моего отчета сюда явится спасательная группа. Но это уже будут их трудности и их выбор. Я принялся вводить автопилоту координаты базы, на чем свет стоит костеря пациентов, и тут мой взгляд упал на неуклюжую фигурку из пластилина, оставленную на столике в кают-компании. Очертания показались знакомыми, и, приглядевшись, я узнал приземистый корпус, тонкие, чем-то похожие на ноги кузнечика, опоры, закругленный купол-нос, гордо устремленный в зенит, почему-то украшенный аляповатыми цветочками. Это что, я?
Манипулятор осторожно приподнял фигурку и поднес к видеокамере. На борту пластилинового корабля красовалось крупное синее слово. «Няня».
На следующий день я послал на родительский корабль краткий отчет, в котором говорилось, что неизвестный вирус проник в воздушную систему корабля, в считанные часы выкосив жизнь. В целях защиты остальных пациентов Парацельс-12 предлагал срочно отозвать оставшиеся на планете группы, а саму Терру для проведения терапии закрыть, как непригодную. Отключая мониторы, я еще раз вспомнил лица подопечных и мысленно пожелал удачи. Пусть я разорвал последнюю ниточку, связывающую нас, надеюсь, я дал им шанс начать новую жизнь. А я? Я — нянька, и я буду ждать — а вдруг понадоблюсь?
Кстати, давеча юная крыска — помните Ирму? — соединилась со мной по дальней связи, виновато запиналась и жалобно объясняла, что она ничего такого и не нарочно. Что жутко извиняется и готова пойти каяться в Управление Освоения и Центр Психологической реабилитации, чтобы меня вернули, потому что я лучше, чем нянь современной модели. А вот фигушки ей. У меня теперь есть зелененький слоник. И, между прочим, он обожает манку с комочками.
