— И что ты нашла в этой окрошке? — пробормотал Антя, расставляя тарелки и алчно принюхиваясь к благоухающей порции володайских пельменей.
— Ничего ты, Тошка, не понимаешь, — снисходительно заявила девушка и, усевшись, вытерла руки влажной салфеткой.
— Во-первых, это полезно, во-вторых — вкусно, а в-третьих, — она поелозила ложкой в тарелке, разгоняя горку сметаны, — экзотично. Там, откуда я родом, такого блюда отродясь не едали.
— Всё равно, — не согласился Калистратов, — мясо — это мясо, а твоей картошкой с квасом и не наешься ни фига. Кстати, я думал, ты местная.
— Ну… мы переехали. А это мясо, Тошенька, между прочим, когда-то бегало и на мир смотрело, вот совсем как мы с тобой!
Калистратов презрительно скривился и, с наслаждением жуя пельмешку, показал вилкой в Катькину тарелку:
— Ага. А этот огурец, между прочим, умер, чтобы ты блюла фигуру.
Девушка усмехнулась и демонстративно отправила в рот зеленый ломтик. Кто-то из столовских негромко включил органную музыку, и Леденцова блаженно улыбнулась.
— Слушай, Кать, — расправившись с пельменями, Калистратов принялся возюкать по тарелке кусочком хлеба, собирая остатки кетчупа, — можно, я спрошу? У тебя же вкус хороший?
— Если ты об окрошке или о Бахе, — Катька настороженно прищурилась, — то да, мне нравится. А что?
— Вот и я о том. Барокко любишь, классику опять же. И собираешься на этого. С сегидильей. Кать, он же чушь поет!
— Так, — Леденцова бросила ложку и посмотрела на сокурсника исподлобья. — Мои вкусы — моё дело. Я, может, человек разносторонний. Мне вообще любая музыка нравится, была б хорошей.
— Ты что, действительно считаешь, что у этого Рэя хорошая музыка?
— У Грэя! Тоша, он гениален, а если ты этого не видишь, это твои проблемы! У Крыси аншлаги на концертах!
— Знаю, миллионы мух не могут ошибаться, — печально ответил Антя и ухмыльнулся: — Крыся…
— Калистратов!
Звонкий Катькин голос взвился под потолок, а из раздаточной высунулось заинтересованное лицо поварихи.
— Я на тебя обижусь! Нет, я уже на тебя обиделась! Думала, ты мне друг, а ты… ты…
Катька вскочила, залпом выпила компот и, брякнув стаканом о стол, рванула к двери.
Антон обалдело посмотрел ей вслед, а потом, растерянно улыбнувшись хмурой поварихе, тоже побрел к выходу, под неодобрительными взглядами окружающих ощущая себя чудовищем.
Катька нашлась на скамейке у фонтана — каменного поваренка с дуршлагом, и Калистратов раскрыл рот от неожиданности. Леденцова, насмешливая красавица, всегда такая самоуверенная и ехидная, рыдала в три ручья, размазывая по щекам тушь.
