Наступившее неглубокое забытье прервали крики челяди во дворе. Казимир не без удовольствия прислушивался к женскому сквернословию и угрозам ниспослать на кого-то кару небесную. Но затем мысли вернулись к своему, важному: хорошо, однако, что взаимная вражда с Иоанном не всегда превращается в явную войну. Но неприязненные столкновения между Литвой и Москвой можно сказать не прекращаются. А повод к ним дают, прежде всего, мелкие пограничные князья, большей частью потомки черниговских, что находятся в зависимости и от Литвы, и от Москвы. Как же живучи старые родовые усобицы! При этом подданство свое князья меняют как перчатки. К сожалению, в большинстве случаев, литовское на московское. Присягу с себя сложить им ничего не стоит. А переходят на службу к проклятому московиту обязательно с отчинами и пожалованиями. Вступив в московское послушание, князья Одоевские стали нападать на князей Мезецких, Глинских, Крошенских, Мосальских. Любая попытка короля разобраться в причинах приводит к тому, что и та и другая сторона отвечает: а они, дескать, первыми начали. При этом вспоминают даже обиды, чинимые прадедами. Не забывают и того, что литовские пограничные князья когда-то, почти в незапамятные времена, убили одного из Одоевских — Семена.
Своего подданного Ивана Воротынского Казимир из присяги и записи не выпустил: ценил этого богатого и порядочного, к тому же в рати храброго князя. Но люди его нападают на соседние литовские земли, то есть земли своего же государства. Да и князь Иван оказался под стать своим холопам: прислал все же человека с известием о сложении присяги. Его примеру последовали Иван Бечевский и Федор Воротынский. А Иоанн московский, знай, присылает известить его, короля Казимира, что нынче тот или иной князь ему, московскому, бил челом. Почти с издевкой пишет: «И тебе то ведомо было бы, что теперь эти давние слуги московских великих князей приехали ему служить с отчинами и что теперь это его слуги».
Хорошо однако ж, что внешне взаимная учтивость соблюдалась: литовские послы всегда обедали у государя московского; не только он, но и юный сын его, Василий Иоаннович, передавал с ними дружеские поклоны к Казимиру; в знак приязни великий князь московский помог освободить даже многих поляков, которые находились в плену в Орде.
Вспомнились тревожные дни десятилетней давности. Дело до мятежа дошло. Когда Казимир предпринял попытку активной борьбы с удельными князьями и в 1471 г. практически ликвидировал Киевское княжество, послав туда своего наместника. Это вызвало резкое противодействие белорусско-украинской аристократии, которая тут же обратила взоры в сторону Москвы. В Киеве возник заговор с целью свергнуть Ягеллонов и посадить на престол Великого княжества Михаила Олельковича — князя слуцкого. На случай неудачи был предусмотрен и другой вариант — отделение от Великого княжества восточных земель Белой Руси и Украины с Киевом и признание над ними опеки великого князя московского: «захотели князья-отчичи — Иван Ольшанский, Михаил Олелькович и князь Федор Бельский — передаться великому князю московскому, отсесть от Литвы по реку Березыню». Но намерение этих родственников матери великого князя Софьи Ольшанской было открыто: в Вильно к великому князю прискакал вместе с женой слуга одного из князей. Они и поведали о заговоре. При розыске слуга Олельковича показал, что заговорщики хотели даже убить Казимира, короля и великого князя литовского. Правда, Казимир и паны-рада понимали, что под кнутом и на дыбе чего не скажешь, тем более в руках такого известного в Литве мастера розыскных дел, как татарин Аджибей. Но слово было сказано. Судили заговорщиков канцлер и виленский воевода Олехно Судимонтович, дочь которого была замужем за братом Ивана Ольшанского, и маршалок, он же трокайский воевода Мартын Гаштольд, женатый на сестре того же Ивана Ольшанского. Князья-заговорщики были казнены. Желающие посмотреть на казнь родственников великого князя заполнили не только самую большую площадь в Вильно, но и прилегающие улицы. Их любопытство и терпение было вознаграждено: помощник палача высоко поднял окровавленные княжеские головы — так чтобы было видно всем толпившимся вокруг места казни. А затем их выставили и на всеобщее обозрение. Пушечный выстрел возвестил жителям столицы, что приговор над мятежниками совершен, правосудие удовлетворено и души казненных вознеслись к небу, как облачко порохового дыма. Но Бельского предупредил его добродетель из охраны Казимира, и тот убежал в Москву прямо из-за свадебного стола. Убежал, хотя перед этим и говорил всем направо и налево, не скрывая, что наконец-то встретил богиню, о которой мечтал всю жизнь: столь чувственна и сладострастна была она в любви, а полеты ее фантазии были сравнимы разве что с фантазиями самого князя Бельского. Его молодая жена, оставшаяся в Литве, стала предметом торга между великими князьями. Иоанн московский то и дело посылал к королю с требованием отпустить жену Бельского, но всегда получал отказ. Потому что московит не просил, а требовал. Сыновья осужденных Юрий Ольшанский и Симеон Олелькович вскоре проявили воинский дух и мастерство и отличились как активные защитники государственных границ Великого княжества Литовского.
