— У нас его никогда не было.
— У всех нас был один комплекс — страх. И мы от него никогда не избавимся, до самой смерти. Мы лишены единственного комплекса— пить водку. В вашем законе даже статьи такой нет. Я не знаток вашей конституции, но там про водку ничего не сказано.
Уже светало, все расходились, по всему саду президентского дворца валялись пустые бутылки, все походило на огромное побоище и ничем не отличалось от такого же "побоища" в моей родной деревне, с той лишь разницей, что рядом стоял президентский дворец, а не колхозная конюшня, что ходили с подносами в руках официанты в белых костюмах и белых бабочках.
У выхода я опять встретил Веру Хитилову. Она сидела с подругой на садовой скамейке, у ног валялись пустые бутылки шампанского.
— Пташук! — окликнула меня.
Мне не хотелось подходить.
— Господин Пташук!
Я подошел, сел рядом.
— Вы обиделись на мою правду?
— Разве можно обижаться на правду?
Она вдруг вскочила и с трудом удержалась на ногах.
— Почему вы один? Вы наш гость, и мы не можем вас оставить одного. Посмотрите на нее, — она указала на свою подругу,— между прочим, замечательная актриса. Это русский режиссер из Москвы.
— Не из Москвы, а из Минска! И не русский, а белорусский!
— Извини! — Она перешла на "ты".— Для меня все одно, что Москва, что Минск. Главное, что ты мне нравишься.
Мы познакомились.
— Ты хотела сегодня мужчину, я тебя познакомила с настоящим мужчиной, — сказала Вера. — Проводите меня домой, а потом заберешь Пташука к себе. Ты когда уезжаешь?
— Сегодня вечером.
— Тебе повезло,— продолжала режиссировать ситуацию Вера Хитилова.— Мы покажем тебе Прагу. Лола, тебе нравится этот белорус?
Лола пожала плечами.
— Его очень много!
— Когда много всего — это не порок.— Вера входила в азарт: казалось, что она трезвела.— Он чем-то похож на чеха. Наши такие же крепкие, как ты. Чешские женщины довольны ими. Не знаю, как белоруски, но иметь такого мужика в постели — одно наслаждение.
— Девочки! — сказал я,— Хочу в отель! Я устал! Я ничего не хочу!
Вера поднялась и долго смотрела на меня.
— Лола! Мы его придумали! Мы из него сделали секс-гиганта, а он бежит от нас. Нехорошо, белорус!
— Они все, русские, такие! — сказала Лола, — Поматросят и бросят!
Я возвращался в гостиницу один. Я никогда не видел утренней Праги, никогда не хотел жить нигде, кроме Минска, но какую Прагу я открыл для себя в то утро — никогда не забуду. Помню все до мелочей, и если бы мне сегодня пришлось выбирать, в каком городе жить, после Минска выбрал бы Прагу. Это действительно славянский город. Не зря наша культура так связана с этим городом. Такое же чувство у меня осталось от Югославии, от сербского народа, но Прагу никем и ничем заменить нельзя. До сих пор не могу опомниться от ощущения, что все, что я видел в то утро,— сон. Каждое лето мне хочется в Прагу — пройтись по узким утренним улочкам, насладиться тишиной еще спящего города, выйти к центру и долго стоять на старой площади, вслушиваясь в уникальный бой часов на ратуше.
