И плач, и слёзы... | страница 65



— Фильм-то наш видел?

— Поздравляю. Мне Евтушенко о нем сказал. Он всех своих друзей водил в "Художественный" показывать "Бронепоезд".

Помолчали.

— Что в театре? — спросил я.

— Вчера на "Павла I" Лигачев приходил. Он, жена, сын, невестка. С утра в театре паника была: оцепили театр, охрана в зале... Я с ним встречался, когда он работал в Томске. Мы на гастролях там были. Я тогда сказал своим: этот человек будет стоять на Мавзолее. Так что я провидец! — И улыбнулся.— В антракте пили кофе... Начальник теат­ра аж побелел, когда я рассказал Лигачеву свое предвидение.

— А он?

— Промолчал, ни слова. Меня поразило другое... По его словам, наш народ живет хорошо и нет предмета для волнения. Маска, а не человек! Все привезли с ним: икру, деликатесы...

— Его бы завести в дом престарелых, что напротив, чтоб посмот­рел, как доживают свой век люди! Что там творится! Это мы здесь жиреем, а там — нищета! — сказал Женя.— Я был там, видел!

— Добром это не кончится!

— Куда дальше...— Хейфиц помолчал.— Стоит на Мавзолее, топ­чет Ленина! Это же кощунство! Ни в одной стране, ни в одной рели­гии такого нет, чтобы прах человека не был предан земле!

Срок пребывания в Матвеевском подходил к концу, а сценария еще не было.


02.02.1990. Пятница

Я был в отчаянии.

— Ты дергаешься, а я такой человек, все с мелочей начинаю,— успокаивал меня Григорьев.— Я про своих героев должен все знать! Я еще зубами не вцепился! Пока только когти впустил! Вот вцеплюсь зубами...

И долгое, долгое молчание.

— Это тайна, брат...

Я веду себя с Женей тактично, стараюсь не давить на него.

— Я работаю, готовлю себя к родам... как женщина...

Он тоже нервничал: встал, закурил, прошелся по комнате, подошел к окну и долго стоял не оглядываясь.

— Думаешь, все наши разговоры, то, что мы видим и слышим по телевизору, проходит даром?

— Нет, конечно.

— Так чего ты нервничаешь?

Он повернулся ко мне.

— Я знаю одно — весь фильм должен быть сфокусирован на Ста­лине! Он — стержень! Сегодня наш народ хочет видеть Сталина! Ты пригласишь на эту роль Петренко! Он великий артист! Он будет так играть, что народ, сидя в зале, будет путать — настоящий его Сталин или ненастоящий! Вот в чем сила искусства! Это должно быть страш­но! Кто-то сказал, что Россия вышла из гоголевской шинели! Так вот наш народ, наше с тобой поколение — из сталинской! Брежнев, Хру­щев, Чапаев... С этими будет проще!

Я старался не перебивать Женю.

— Представляешь, какая будет грандиозная сцена? Они отмечают свое первое выступление! Свою премьеру! Надо идти за водкой, а за ней — грандиозные очереди! Кому идти? Хрущев говорит — надо бро­сить жребий! Бросают! Выпало Сталину! Брежнев говорит: "Надевай френч и шуруй! Тебя народ больше любит, чем меня!" И он пошел, пошел вдоль длинной очереди, в маршальском костюме, с лампасами и авоськой в кармане! Представляешь, какой это может быть проход Сталина? И как может пройти Леша Петренко?..