— А кто ее не знает...
Этот рассказ войдет в фильм, хотя его не было в сценарии Григорьева.
— Ее пригнали ко мне по этапу... Я, вообще-то, таких людей жалел... Коммунистов, что били себя в грудь, что они коммунисты, а сами вредничали, тех я не жалел, а вот вашего брата жалел... Как-никак Русланова... Как-то перед октябрьскими вызываю к себе, говорю: "Лида, спой!" А она мне: "Птица в клетке не поет!" Кому ты говоришь, спрашиваю, а она опять про птицу... Ух, упрямая бабища!.. Перед кем, говорю, ты ваньку валяешь, кого, сука, за нос водишь?.. Вагонами награбленное из Германии тащила в то время, как наш народ коммунизм строил! И не где-нибудь, а в лагерях!.. Мы ночами не спали, жен и детей своих не видели ради светлого будущего!..
— А кто вам мешал спать со своими женами? — улыбнулся Ульянов.
Иван Иванович на мгновение сбился.
— И что вы с ней сделали? — спросил я.
— Я эту птицу в клетку и запер...
Потом, после выхода фильма на экран, я получу десятки писем от людей, которые сидели вместе с Руслановой в лагере. Они подтвердят этот факт и будут благодарны, что вспомнили великую русскую певицу.
— Много вашего брата у меня сидело... Актеры, режиссеры, музыканты. Мы их "филармонией" называли... У меня даже театр был, постановки по праздникам давали... Я их жалел... С талантом люди... А вот этих горлохватов с партийными билетами я не жалел... Я их решал сразу! Освобождался каждый день, и не сотнями — тысячами!..
Он вдруг замолчал, пристально посмотрел на Ульянова.
— Осуждаете? Понимаю...
Долгое молчание.
— Я рассказал все честно, как было! Мне не стыдно! Я ничего не придумал! Это моя жизнь! Жизнь целой страны!
И снова долгое молчание.
— А моя правда в том, что от меня все отказались... Сын, дочь... В чем моя вина? Я присягу давал, Родине служил! С фронта в лагерь загнали, приказали — служи! И я служил! Не я собой распоряжался, а мной распоряжались! Что хотели, то и делали!
Он с трудом сдерживал себя.
— Извините...
Больше я Ивана Ивановича не видел. Звонил, приглашал на премьеру,— он отказался. Через год опять позвонил — телефон не ответил.
Вечером, на платформе у поезда, Ульянов сказал:
— Не верю, что он раскаялся! Такие не раскаиваются!
— А разве нам да фильма нужно его раскаяние? У нас другая задача!
Говорить было трудно, перрон был заполнен людьми. Все оглядываются на Ульянова, счастливы видеть его.
— Ну, и какая же у вас задача?
— Его надо растормошить изнутри,— сказал я.— Нужен умный, сильный и преданный Идее человек! "Кадры решают все",— сказал Сталин. Так вот он — лучший сталинский кадр! Пусть в нем узнают себя многие! Их правда обернется для них драмой. Пусть будет для всех стресс! Пусть!
