На премьере в Московском Доме кино Григорий Чухрай, представляя наш фильм, сказал:
— Фильм, который вы увидите, создан единомышленниками. Такие фильмы не делаются в одиночку. Такие фильмы можно сделать только с единомышленниками. С первого кадра я их вижу: режиссера, оператора, художника, гримера, костюмера, актеров... Я поздравляю вас! У вашего фильма прекрасное будущее. Спасибо за фильм!
Потом была премьера в колхозе Олиферки, где снимали хутор. Народу набилось много, пришли все: старики, женщины, дети. В зале яблоку негде было упасть! Пришли те, кто видел наши съемки, знал нас, помогал группе. После фильма они все плакали. От фильма ли, от радости, от ужаса, обрушившегося на них — не знаю. Люди сидели и плакали, как плакала моя мама. Я ни в чем не соврал, снял то, что написал Быков, я прожил вместе со своими героями их жизнь, которая для меня вместилась в один год. Я прожил их жизнь, которая в детстве была моей, прожил честно, как должен прожить художник, взявшийся за экранизацию такого замечательного произведения, каким является повесть Василя Быкова "Знак беды".
Никогда не забуду фойе Большого театра в Минске. Юбилей Максима Танка. Собралась вся творческая элита нашей страны. Я поднимаюсь по ступенькам в зал и вижу Василя Владимировича Быкова. Мы поздоровались, и вдруг он говорит:
— Что вы делаете? Снимаете?
— Нет.
Стоим и молчим. Вокруг нас люди, знакомые и незнакомые.
— Я слышал, вы повесть закончили,— говорю я.
— Закончил.
И опять молчание.
— Можно почитать? — осторожно спросил я.
— Я хотел вам предложить...— Он смотрит на меня и улыбается.— Мне кажется, это ваш материал...
Я два дня запоем читал рукопись и плакал! Звонил Быкову на Танковую и кричал, что потрясен, хочу снимать, это все про мою маму!
— Снимайте!
Это было осенью 1984 года.
— Вы должны для себя решить,— говорил по телефону Быков.— Вы еще не понимаете, на что идете. Нужен характер. Художник без характера — не художник. Кстати, и без здоровья тоже...
— Я понимаю...
Я тогда еще не все понимал. Я интуитивно шел следом за своим Ангелом. Пойму Быкова только в конце фильма, когда начнутся мытарства.
— С фильмом будет не все просто, — предсказал Василь Владимирович. — Все зависит от вас. Я вам не помощник. Я сделал свое, теперь дело за вами.
С юбилея Максима Танка началась моя вторая жизнь в кинематографе. Не было дня, чтобы я не звонил на Танковую. В течение трех лет! Ежедневно! Благодаря этим звонкам я стал другим человеком.
