— Уолкер! Уолкер! Уолкер! — в испуге закричали мы.
Издали, с затянутого ватным ночным туманом моря, опять донеслась тирольская песня.
Великая безмолвная ночь поглотила беднягу Уолкера.
* * *
Зловещая заря, фиолетовая, как быстрый вечер тропических саванн, сменила смертоносную ночь. Люди, отупевшие от тоскливой бессонницы, разглядывали бурые волны. Форштевень рассекал пенистые барашки. В квадратном парусном вооружении образовалась большая дыра. Стевенс полез в парусный трюм, чтобы найти запасной парус. Фрайар Такк достал перчатку и собирался чинить ее. Все наши поступки были инстинктивными, механическими и лишними. Я время от времени поворачивал штурвал и приговаривал.
— Зачем… зачем?
Тьюрнип без всякого приказа залез на грот-мачту. Я машинально следил за ним, пока он не залез на верхний рей, потом паруса скрыли его от меня. Вдруг мы услышали его дикий крик:
— Скорее! Лезьте, на мачте кто-то есть!
Послышался шум отчаянной борьбы на высоте, вопль агонизирующего человека, и в то же мгновение, как и тогда, когда мы видели падение пиратов Враса со скалы, тело быстро закувыркалось в воздухе и упало далеко в море.
— Проклятие! — взревел Джеллевин и полез на мачту. За ним бросился Фрайар Такк.
Мы со Стевенсом бросились к единственной йоле. Мощные руки фламандца быстро спустили ее на воду, но мы застыли от удивления и ужаса. Что-то серое, блестящее и непонятное, вроде червя, обняло йолу, порвало цепи. Неведомая сила накренила шхуну на правый борт, пенистая волна обрушилась на палубу и ринулась в открытый люк парусного трюма. Маленькое спасательное средство поглотила бездна. С мачты спустились Джеллевин и Фрайар Такк. Они никого не видели. Джеллевин схватил тряпку и лихорадочно вытер руки. Паруса и такелаж были вымазаны свежей кровью. Надломленным голосом я прочитал несколько поминальных молитв, мешая святые слова с проклятиями в адрес океана и его тайны.
* * *
Мы вышли на палубу в очень поздний час. Мы с Джеллевином решили провести вместе всю ночь у руля. Думаю, что в какой-то момент я расплакался, а мой компаньон дружески похлопал меня по плечу. Постепенно я успокоился и закурил трубку. Говорить нам было не о чем. Джеллевин, похоже, задремал, стоя у руля. А я стоял, устремив взгляд в темноту. И вдруг застыл, потрясенный невероятной сценой. Я наклонился над леером правого борта и резко выпрямился, приглушенно вскрикнув.
— Джеллевин, вы видели или у меня видения?
— Нет, сэр, — ответил он, — вы действительно видели, но ради Иисуса Христа ничего не говорите другим. Их головы и так на грани сумасшествия.
