– Вот где фосфор, друзья мои! – воскликнул Сусловец, снова берясь за бутылки. – Фосфор – и никаких тебе тараканов!
Выпили по второй, и тотчас голова у меня поплыла. «Это все больница, будь она неладна!» – сказал я себе с ожесточением, приготовляясь вкусить по третьей. На душе было муторно, все надежды, которые я возлагал на приезд Мирошника, развеялись: упокоенный карп, плотоядный Сусловец, супница, напоминающая ночной горшок, – это ли нужно сейчас, в этом ли спасение для меня? Осталось набраться, чтобы ничего не помнить. И все, и аминь!
И тут Мирошник спросил – как бы невзначай, как бы между прочим:
– Ну, что будем делать с машиной, Евгений Николаевич?
– А черт его знает! Нет никаких вариантов. Были бы деньги – нашлись бы и варианты. А так…
– Да-а! – протянул тот и сочувственно покачал лысой, отсвечивающей в зеркалах нежным розовым свечением головой.
– А давай, Вася, поможем, – в наступившей паузе внезапно предложил Сусловец, и от слов «давай поможем» я мигом протрезвел, словно и не пил вовсе. – Надо помочь хорошему человеку.
– И я о том, Иван Николаевич!
Еще не совсем веря своему счастью, я обвел вопросительным взглядом обоих. Мирошник глядел на меня с видом девственницы, как если бы только сейчас, сию минуту осенила его замечательная спасительная мысль обо мне. Но повернув голову, я натолкнулся на совершенно другой взгляд – «бандита с большой дороги» Ивана Николаевича Сусловца, – открытый, в упор, словно этим разбойничьим взглядом он не то целился мне в лоб, не то приценивался ко мне.
– У меня в Пустовце станция технического обслуживания, – пояснил он наконец. – Даете добро – и за неделю, максимум две, мы отрепетируем вашу машину. Будет как новая. Ну что, решено? Вот и славно! Значит так, Вася, завтра машину ко мне! А пока выпьем за дружбу! Будем дружить, Евгений Николаевич!
Мы с глухим звоном сдвинули наполненные стопки и выпили.
«Вот ведь как бывает! – думал я, слепо тыкая вилкой в пустую тарелку. – Вот ведь как!.. Нежданно-негаданно…»
Теплая благодарная волна прихлынула к моим глазам, тогда как между лопатками внезапно скользнул и остудил этот пылкий благодарный порыв какой-то странный необъяснимый холодок.
«И все-таки дружба – штука стоящая, – сказал себе я, пытаясь развеять скверные предчувствия, навеянные холодком, – даже если доведется плыть между Сциллой и Харибдой!..»
Прошла неделя. Не из чувства деликатности, отнюдь, – скорее из опасения прослыть слабаком, не умеющим держать удары судьбы, я только однажды позвонил Мирошнику, и тот бесстрастным голосом успокоил меня: незачем волноваться, все идет по плану, еще дней десять – и машина будет готова. Что ж, десять так десять! Отпуск на время больничного был у меня продлен, дважды сшитые связки постепенно срастались, в Приозерске, судя по всему, тоже было спокойно и рутинно, – и я почти перестал тревожиться по поводу происшествия под Сокольцом. Потому, наверное, утренний звонок первого заместителя прокурора области Шадрина застал меня врасплох.
