Осколки памяти | страница 6



...А до войны родители купили пианино. Мама хоте­ла, чтобы я музицировал, и отдала меня в музыкальную школу, где я, как говорят, долбал каноны и гаммы, вы­полнял под палкой упражнения, чувствуя, что никакой я не музыкант - слуха нет. Но мама с бабушкой твердили, что плюс к хорошему образованию необходимо овладеть инструментом, мол, выучишь что-нибудь красивое, сыг­раешь в нужный момент, и все подумают: "Смотрите-ка, он не только мяч гоняет, он еще и на пианино играет!". Но не нужно мне было это!

Помню, пианино стояло открытым, когда пришла по­чтальонша. Из всех квартир сразу высыпали люди. Она протянула маме конвертик (в моей памяти он запечат­лелся почему-то, как сложенный треугольник). Мама от­крыла его при мне - а там напечатанные слова, и от руки что-то дописано. Мама вскрикнула и рухнула на клави­ши пианино.

Вот с таким звуком пришло известие о смерти папы. Этот звук врезался в мою память навсегда.

С тех пор я к инструменту не подходил и к клави­шам ни разу в жизни не притронулся.


Мое первое прикосновение к искусству

Из военного времени особняком стоят воспоминания о моем первом прикосновении к искусству. Это было со­вершенно фантастично. Наша школа располагалась не­подалеку от знаменитого Новосибирского театра оперы и балета - самого большого театра в Сибири. Однажды в класс пришел дяденька и сказал, что для хора цыга­нят в опере "Кармен" нужны мальчишки. Указал паль­цем: ты, ты, ты. Отобрал пацанят приблизительно од­ного роста, из соседнего класса взял ростом побольше - чтобы разнообразная была публика, и повел нас в опер­ный театр.

Пришли. Фойе огромное, окна огромные! Сжалось все внутри от испуга, сердце делало немыслимое количество ударов. А этот дяденька (почему-то я запомнил, что его пиджак на локтях сильно лоснился) стал вызывать нас по одному к инструменту, нажимал клавишу и заставлял пропеть ноту. Сидя в конце зала, я с ужасом ждал момен­та своего позора...

Но все закончилось благополучно, потому что по­явился еще один большой дяденька, очевидно, главный, который сказал: "Чего ты тут дурью маешься? Чего ты их мучаешь? Оденем пацанов в костюмы, загримируем, они пробегут туда-сюда, а за них очень аккуратненько споет женский хор. Так что, ребята, приходите все". Тот согласился. Действительно, чтобы заполнить ту сцену, много надо было народу.

Пару раз вызывали нас на репетиции: давали коман­ду "Бежать!", и мы носились туда-сюда изо всех сил.

Наступил день премьеры. Завели всех в костюмер­ную, обрядили нас в какие-то лохмотья и быстро загри­мировали, причем мазали, как хотели - мы только под­ставляли свои физиономии. Потом тот главный дяденька сказал: "Сойдет".