Осколки памяти | страница 33



А потом и брат его, Никита, во ВГИК пришел, для него это тоже был второй вуз: он окончил актерский факультет школы-студии МХАТ, сыграл героя в культовом фильме "Я шагаю по Москве" - и стал известен всей стране. Но когда Никита надумал снимать кино, и брат и отец в один голос сказали, что режиссерской профессии нужно обу­читься. Это серьезный подход к делу. Когда картины начинают снимать актеры или, скажем, операторы, результат обычно выглядит плачевно.

Раса Страутмане из Латвии была по первому образованию архитектором, Резо Эсадзе - геофизик, Боря Яшин - офицер Северного флота, инженер-подводник.

Самым молодым среди нас был Андрюша Смирнов, который позже сделал, я считаю, одну из лучших картин курса - "Белорусский вокзал". Андрей, сын Сергея Сергее­вича Смирнова, автора "Брестской крепости", в совершенстве знал два языка. С каким восторгом и умилением Михал Иль­ич смотрел на этого длиннющего паренька, читающего сти­хи по-французски! Я ничего не понимал, но, видно, Андрюш­ка хорошо читал, потому что Ромм, который сам прекрасно знал французский язык, блаженно улыбался.

В этой компании был и отслуживший в Германии дей­ствительную армейскую службу сибиряк из алтайских мест Шукшина и Пырьева Витя Трегубович, снявший потом "Даурию" и прекрасную картину "Старые стены", знаменитую тем, что Витя вытащил сняться в ней Гурченко, которая дол­го нигде не появлялась, вернул ее в кинематограф.

Все года учебы Витя проходил в шароварах и скри­пучей дерматиновой куртке, которую купил на свою сол­датскую зарплату. Куртка эта скрипела даже тогда, ког­да он не двигался, а просто дышал.

Как интересно, что все это созвездие знаменитых ре­жиссеров по своей первой профессии - вертолетчики, ма­тематики, физики...

Учился с нами и один марокканец "голубых кровей" Зиани Хайдар Ахмед и т.д, - высокий, стройный, неиз­менно ровно держащий спину, красивый аж жуть! И обручен он был с девушкой тоже из знатного рода. На всту­пительных экзаменах Зиани читал "Ревизора" на русском языке. С большим трудом. Михал Ильич слушал, слушал, не выдержает:

- А давай-ка, братец, на французском.

Парень встрепенулся и как застрочит...

Вот такой веселый был курс, озорной.

Ребята были все прекрасные. Скромно все вели себя, никаким соперничеством, никакой конкуренцией даже не пахло. Михал Ильич так сумел организовать наше обуче­ние, что мы не соревновались друг с другом. Он говорил, что искусство - это огромный цветущий луг, на котором растут всякие травиночки и для всех есть место. Во мне по сей день, благодаря воспитанию Ромма и спорту, начисто отсутствует чувство зависти.