Другая жизнь и берег дальний | страница 14



Советский Союз заимствует у эмигрантских ученых все, что ему может пригодиться и послужить на пользу. И тщательно скрывает это от своего народа: избави Бог, чтобы советские люди узнали, как славное правительство обкрадывает эмигрантских «предателей».

Трудно жить без родины. Но еще труднее жить на родине в рабстве.

На нашем примере мир увидел позорный провал так называемого «социалистического реализма». Крупные таланты в Советской России не вывелись. Но они не могут там творить. Им, как и нам, нужна свобода. Но у них-то ее нет.

Я уверен, что в глубине души задавленные цензурой советские писатели завидуют своим свободным эмигрантским собратьям по перу. Советские композиторы, художники и режиссеры завидуют эмигрантским. Советские ученые тоже завидуют эмигрантским.

Нам, российским эмигрантам, следовало бы устроить постоянную юбилейную выставку и напомнить миру, что мы для него сделали и чем он нам обязан.

Где стулья?

Почему это так, я не знаю. Но это так.

Устроители наших вечеров и докладов снимают залы без стульев. Стулья они заказывают в отдельном месте.

Раз был случай, когда устроители какого-то доклада заказали стулья, но забыли снять зал. Я уже не помню точно, на какую тему был доклад. Что-то вроде «Пушкин и Маяковский» или «Пушкин и Мережковский». Во всяком случае, когда выяснилось, что стулья имеются, а зала нет, произошел немалый конфуз. К счастью, дело было летом. Мы отнесли стулья в парк, где и выслушали доклад о Пушкине и Маяковском или о Пушкине и Мережковском.

Обычно зал снимается вовремя или почти вовремя. Но стулья почему-то вовремя не прибывают. А если и прибывают, то попадают в какое-то невидимое место, о существовании которого никто не подозревает.

Пришел человек на доклад или спектакль, купил билет, вошел в зал и остановился, как вкопанный. На билете ясно и точно указаны ряд и номер места. Но это, как теперь принято выражаться, явный отрыв от действительности. На самом деле, нет ни рядов, ни мест, ибо нет стульев. Даже самому опытному устроителю эмигрантских вечеров, собаку съевшему на сохранении в чужой стране священного пламени родной культуры, нельзя пронумеровать места без стульев.

Стоят беспризорные люди, оглядываются по сторонам, ищут глазами распорядителей. Прогуливаются по залу взад и вперед, вокруг да около. Заглядывают в разные углы.

Кому-то удается где-то обнаружить табуретку. Он ее бережно приносит в зал, ставит в центре и усаживается на нее.

Увидев сидящего на табуретке посетителя, распорядители начинают волноваться. Действительно, где же стулья? Почему их нет?