Кстати, восседал добровольный помощник на птице, отдаленно напоминающей страуса-эму, только оперение было окаймлено не белым, а густо-синим. Птица изгибала шею и шипела. Сучила голыми ногами.
— Прелесть, правда? — восхищалась лучница. — Я себе такую же куплю.
Фервор потянулся с птицы и усадил меня перед собой. Друзья быстро запаковали пожитки. И мы отправились.
— Давайте я вашу подругу к столичным лекарям доставлю, а вы подтянетесь, — предложил подземник.
Я воспротивилась, и если бы дворф меня не держал, грохнулась бы под ноги «страуса».
— Слушайся дядю Фервора, он плохого не посоветует, — хихикнула Робин.
— Может, это и правильно, но мне не нравится, — взлохматил патлы Манул. — Не стоит нам разделяться. Извини, брат, но мы впервые тебя видим.
— Мне уже лучше, — наврала я. — Можно не гнать. И вообще, убейте меня. После реса (возрождения) все фефекты снимаются.
Анаид фыркнул.
— Я просто помочь хотел, — Фервор вздохнул и пустил птичку шагом.
Признаться, я надеялась, что дворф меня похитит, и это внесет в унылую жизнь приключенца свежую струю. Но Фервор оказался на диво законопослушным, и мы все трюхали неспешно по ровной замощенной дороге. Я откинула голову на его удоспешенное плечо, а руки и ноги засунула в щекотные птичьи перья и сама не заметила, как задремала и пропустила наш торжественный въезд в столицу.
Разбудили меня яркое солнце и брызги на лице. Я подняла веки и увидела пышную зелень, солнце просвечивало сквозь перистые и лапчатые листья, осеняя золотом их края и мелкими радугами играя в каплях фонтана, мрамором и золотом разбавляющего этот тропический рай. Стая цветных попугайчиков с писком метнулась в сторону. Манул толкнул дверцу узорчатого густо-синего портала, и меня внесли в мраморно-занавесочное великолепие… приемного покоя. Узкие витражные окна гасили яркость дня, мозаики пола без единой крохотной пылинки источали холод. Портьеры на внутренних дверях колыхались, точно их шевелила любопытная рука.
Холодная льдинка повернулась у меня за грудиной.
— Не надо… Я хорошо себя чувствую.
— Надо, Федя, надо, — процитировал Анаид, озирая общую свою пропыленность и предусмотрительно замирая у входной двери.
— Как-то здесь нехорошо, — зыркая на нервюры, забеспокоилась Робин. — Слишком помпезно, что ли?
— Здесь живет лучший лекарь Синеградья. И не волнуйтесь, — мягко сказал Фервор. — Я заплачу.
Лучница фыркнула. А за занавесками что-то звенело и перекатывалось, словно извещая о нашем прибытии.
