– Почему такое жуткое название? – спросила она, когда они шли по тропинке от стадиона.
– Потому что там тихо. Просто это первое, что в голову пришло.
– Хм. Ну не знаю, я бы не стала называть свой укромный уголок таким страшным именем. Я бы назвала – лачуга отшельника.
– Но это же не дом, почему лачуга?
– Тогда пруд одиночества… нет, это слишком грустно. Может, уголок уединения? Нет, так слишком длинно.
– Хорошо, если тебе не нравится мое, мы можем придумать название вместе.
– Кстати, если ты уж покажешь его мне, то это место уже нельзя будет назвать местом уединения. Ведь нас двое.
– Да, двое, – сказал он. Его лицо пылало. Он не верил, что такое могло произойти с ним. С ним! С поганкой, с тем, кого не любили в школе. Он не очень хорошо учился и не был выдающимся спортсменом. И Миша не знал, что такого она в нем нашла, ведь он такой странный и мамаша у него съехавшая. Он подумал, что при возможности спросит.
Они были на месте. Маша была в восторге.
Миша чувствовал себя так, будто показывал своей невесте будущую квартиру, которую он купил совсем недавно и еще толком не успел отремонтировать. За недоделанную прихожую ему было стыдно (чтобы подойти к болоту, приходилось перескакивать с кочки на кочку), но гостиная была предметом его гордости (камень находился на островке суши, на камне можно было усесться и насладиться пейзажем, покидать мелкие камешки в воду, устроить пикник, расстелить покрывало, улечься и позагорать, ведь солнце пробивалось к болоту только в одном месте, в этом самом).
Маша трепетала.
– Вау, тут классно! – сказала она, когда они забрались на камень. Солнце нагрело его. Они уселись рядом. Маша разглядывала болото.
– Смотри, вон там здоровенная жаба сидит, – сказала она и указала куда-то в кусты.
– Ага, – сказал Миша, но он не видел. Он смотрел на Машу и думал только о ней. Эти жабы были для него не в новинку. А вот она, да еще и тут, в его сердце, в укромном уголке его души, была для него чудом. Счастьем. Он чувствовал, что теперь и внутри него тоже живет тепло.
– Кажется… Кажется, мои руки согрелись. Впервые в жизни, – сказал он.
– Ну-ка, дай, – сказала она и взяла его руку в свою. – И правда. Теплые.
– Ага, – сказал он.
Она продолжала держать его руку. И Миша подумал, должен ли он отпустить ее или можно так оставить? Он чувствовал, что ее хватка не слабела. Она продолжала сжимать его ладонь. Тогда он решился и легонько сжал ее руку в ответ. Она посмотрела не него и улыбнулась.
