— Я говорю — вечером приходи, как бабка уснёт, к Светозару. А сейчас — домой. И чтобы тихо сидела! Как мышка! — ей бы тоже под мышку закосить, а то хороша — «секретные планы», да на всю площадку. У нас тут сплетниц — не продохнёшь; а мозги у них, сплетниц-то, насквозь просериаленные: такую Санта — Барбару намутят, что только успевай отнекиваться. И наркотики там намешают, и любовь, и родственников в коме, и шейхов арабских с гаремами, и чтоб без масла. А хлеба можно совсем не давать.
— Людишки — они ж простые, мелкие. Ерунду-то всякую слушать — завсегда пожалуйста, а важное мимо ушей — фьють! — Маланья взмахнула обеими руками сразу, чуть щиток не зацепила. Не верится даже — нас, значит, чуть не сбили, а она всё весёлая, скачет, как мячик — попрыгун. Хотя ей чего, она ж старая, пожила уже, а я как же? Ой, ёжики, ёжики…
— Опять закисла!
Уфф. Не заметила.
— А тот… ну, с чёрными глазами? Думаете, это он… того? Он кто?
— Кто ж знает! Кофий — какаву с ним не распивала, — старушка беспечно подпрыгивала, точно маленькая девочка, поставленная в угол, скучно, мол, на одном месте. — Ученик, небось, чей-то, из тёмных. Не боись, в дом они не полезут! Там, дома-то, свои бедки. Ты до вечера досиди, а там — к нам сразу. Поняла? Умочка моя!
И шасть за дверь к Светозару, да шустро так, будто прям через скважину пролезла. Тут же зазвенел звонок — мой, родной. Это когда ж я в дверь-то позвонила?! А тут и скрежет замка, и запах готовящегося обеда, и бабка на пороге.
Бабка! Что я ей скажу-то?! Вон, уже губы поджала, брови сдвинула… Ой, рванёт!
— Виктория? Ты почему так рано?
Думай, думай, Вика, ты же не идиотка, чтоб правду сказать…
— Опять с уроков сбежала! — ну конечно, бабуль, а то б я не додумалась подальше от тебя пошляться, если б меня сюда волоком не притащили, я же совсем дура! Рука в кольцах ухватила за плечо и дёрнула в квартиру — как же, на лестнице орать, чего соседи-то подумают? Скандал-то точно услышат, это ж вам не трёп Маланьи. Я молча принялась разуваться, а баба Света, знай, зудит:
— Лентяйка… Ни на что не годишься! Нет бы хоть по дому помогала… Кто тебя такую замуж-то возьмёт, вон, страшная, обросшая вся, нечёсаная… Будешь, как твой папаша — неудачницей…
— По крайней мере, старой грымзой не буду! Папу-то ты воспитывала, что ж он такой плохой вышел? Может, просто ты его запилила, вот он и сбежал куда подальше от такой мамочки?!
Повисла тишина. Я бы прикрыла рот рукой, если бы не маленькое обстоятельство: не хотела я вслух это говорить! Точно же — не хотела! Подумала только, а оно — раз! — выскочило. Само по себе. В последний раз я настолько странно себя чувствовала ещё в детстве, когда училась стрелять из ручки без стержня бумажными шариками: умудрилась вместо того, чтобы дунуть, вдохнуть — и проглотила неудавшийся «снаряд». Потом думала — умру, бумажка же несъедобная, ядовитая почти что.
