Боярский одарил меня сомнением:
— Ну, если только в хлам напьются. И даже если так, нет никакой гарантии, что будут новые зацепки. Короче, не видать Адриану личного концерта, как своих ушей. Тем более, что Алпаров уже рвет и мечет.
Даша согласно кивнула, поймав мой недоумевающий взгляд:
— Ага, вчера звонил, снова взялся нас обвинять в бездействии. Если бы не концерт Адриана, я бы давно его послала. Все больше думаю, что Давид был прав — с такими людьми иначе нельзя. С ним разговаривать невозможно, столько самодовольства, что на всех работников Скрама хватит. На обоих этажах.
— Так что, Звонарь, теперь одна надежда, что ты станцуешь сегодня и споешь так, что вся студия решит напиться в хлам, — мрачно резюмировал Боярский. — И выболтают тебе все, что знают. Продюсер откроет сейф, отдаст все бумаги, а солистки будут премило при этом улыбаться и рассказывать подробности.
— Ага, — проворчала я.
Да уж, отличная перспектива. С таким настроением и напутствиями я отправилась в студию. Сегодня была запланирована очередная репетиция, а потом банкет. Мне очень не хотелось ехать. В том числе и из-за того, что эти несколько дней я постоянно сталкиваюсь с Анжеликой. И да, мне звонил отец. Успел устроить разнос по поводу моей работы. Требовал, чтобы я бросала немедленно все и возвращалась на квартиру мачехи, они найдут мне достойную работу и постараются забыть о том, как низко я пала. Если, конечно, сделаю это быстро. А если не сделаю, то не видать мне их поддержки больше никогда. Вот так. Несколько слов со стороны абсолютно чужого мне человека и мой отец готов отвернуться ко мне спиной. Впрочем, что удивляться? Он отвернулся от Никиты, почему не сделать этого со мной?
Был еще один неприятный момент, когда состоялся по телефону разговор с отцом, я была в гостиной, так уж получилось, я только приехала из студии. Мне казалось, я находилась там одна, но после того, как разговор закончился на «высокой» ноте, обнаружила, что в дверях стоит Адриан Ааронович. Его лицо ничего не выражало, и тем более я не могла узнать, как долго он здесь уже находился. В тот момент я быстро извинилась и поднялась в свою комнату, краснея на ходу от стыда. К сожалению, в разговоре с папой я тоже несколько раз не удержалась и высказала ему за Никиту и себя. Сказала, что нельзя судить по человеку на основании сплетен. Да, я оказалась в музыкальной студии, но почему это случилось — я никому не говорила и тем более Анжелике. Конечно, отцу эти намеки не сказали ничего и это лишь больше его разозлило. Но пока мне придется скрывать правду — потому что иначе он мгновенно все расскажет Раисе, а та Анжелике. И вся операция провалится.
