Мартин остался ждать внизу. Я взяла у администраторши ключ и бегом направилась в номер. Так, вот моя сумка. Пижама, зубная щетка, паста, мыльница, полотенце, тапки, роман Короткевича... Кажется, ничего не забыла. Есть такая примета: если где-то забудешь вещь, обязательно туда вернешься. Боже упаси еще раз попасть в этот город! Я наклонилась, чтобы заглянуть под кровать, — не осталось ли там чего-нибудь моего. В это мгновение дверь комнаты заскрипела, и я увидела перед собой запачканные грязью женские замшевые сапоги на высоких каблуках. Сапоги, безусловно, находились на чьих-то ногах. Я приподнялась, чтобы поздороваться с их обладательницей, но рассмотреть ее не успела. Что-то кольнуло меня в предплечье, и свет померк.
11
В детстве мы играли в “заколдованную принцессу” — в пионерском лагере или в больничной палате, там, где было с десяток девчонок и наступало подходящее для игры сумеречное время. Одна из девочек садилась на стул, складывала руки перед собой, как на парте, и опускала на них лицо. Остальные девочки по одной подходили к “принцессе”, клали ладони ей на голову и говорили:
— Принцесса умерла.
— Ее нужно хоронить.
— Кто ее похоронит?
— Пусть ее черти хоронят.
После этого участницы игры все вместе пытались поднять “принцессу” вытянутыми указательными пальцами. Если бы ритуал удался, тело “принцессы" стало бы невесомым, парило в воздухе.
На самом деле такого результата не добивался никто. Потому что главным было — не рассмеяться. Но страшноватая игра всегда вызывала нервный смех у играющих, и все кончалось тем, что “принцесса” с хохотом падала на кровать.
Меня из-за хрупкого телосложения часто выбирали на роль “принцессы”. И я никогда не забуду своего жуткого состояния во время игры. Почему-то голоса говорящих доносятся как сквозь вату, смысл слов как бы ускользает от тебя. Голова начинает кружиться, ты понимаешь, что вот-вот провалишься в бездну... И только смех, спасительный смех возвращает тебя на землю, на казенную постель.
Я очнулась... Комната, в которой я находилась, напоминала приемный покой больницы. Первое, что я увидела, — высокий серый потолок с люминесцентной лампой. Затем — стены, окрашенные грязно-зеленой масляной краской, высокое окно, также замазанное до половины краской, над дверями лампочка в железной сетке... Пахнет хлоркой...
Я потрясла головой, прогоняя остатки одури, и осознала, что в одном белье лежу под байковым одеялом на обыкновенной больничной кушетке, обитой коричневым дерматином. Дерматин противно прилипал к голому телу. Одежда моя исчезла, обуви также не было видно. Кто-то забрал даже заколки из волос.
