Петька и Букет ушли, а Хвиной остался один. Тяжело опустившись на землю и рассеянно глядя перед собой, он задумался…
Хвиною было всего лишь семь лет, а уже тогда отец говорил, как только он, Хвинойка, вырастет, ему купят коня и седло.
— Батя, а конь у меня будет такой, как Карчик?
Отец Хвиноя, Павло Никитич, чернобородый, обиженный бедностью казак, был злым на все и всех и не терпел лишних вопросов.
— Дурак, — отвечал он и, закрыв глаза, досадливо морщился. — Не такой, а, может, лучше в десять раз.
Хвиной не обижался.
— А шашку и плеть отдашь мне?
Павло Никитич, снова закрывая глаза и грозно топая ногой, кричал:
— Да уйди ты, дурак! Уйди! Все твое будет!
Хвинойка не уходил, а убегал, боясь попасть под горячую руку. Все простив отцу, он тут же начинал радостно мечтать, представляя себя настоящим, взрослым казаком…
Наденет он суконные шаровары с красными лампасами и темно-синюю гимнастерку. Нацепит отцовскую шашку и плеть и, вскочив на коня, тронет с места в карьер, оставляя позади себя пыльный вихрь…
Девки и молодые бабы скажут с удивлением: «Вот служивый так служивый! Видать казака по казачьей удали».
Отец, мать и молодая жена будут плакать, и непременно кто-либо из стариков станет успокаивать отца:
«Не надо плакать, Павло. Хвиной не подкачает! Казак — хват, и Войска Донского он не опорочит».
Павло Никитич смахнет слезы и вместе со стариками будет пить водку и петь казачьи песни:
Прощай, страна моя родная,
Прощайте, все мои друзья…
Или:
Конь боевой с походным вьюком
У церкви ржет — кого-то ждет…
Но Хвиноя уже не будет видно — он ускачет далеко…
Размышляя так, маленький Хвинойка бежал в конюшню и, остановившись около Карчика, с жадностью смотрел на него. Он был непомерно счастлив и долгие часы мог стоять возле коня. И если Хвинойка нужен был отцу или матери, его искали прежде всего в конюшне.
Как-то в праздник во дворе Павла Никитича Чумакова собралось все хуторское общество. Это было летом. Старики, одетые в серые поддевки, в праздничных казачьих фуражках, оживленно разговаривая, прошли к конюшне и вывели оттуда Карчика. Они водили его взад и вперед по двору, открывая ему рот, смотрели зубы. И вот один незнакомый казак, рыжий, с большими веснушчатыми руками, взобравшись на Карчика, выехал на улицу. За ним вышли за ворота атаман и старики. Незнакомый рыжий казак сначала ехал шагом, потом рысью и наконец пустил коня карьером.
Прискакав во двор, рыжий с шиком, но тяжело соскочил на землю, и тогда все общество снова обступило Карчика. Его измеряли палкой, прощупывали под лопатками, снова заглядывали ему в рот… До самого вечера старики спорили, кричали и, зачем-то снимая фуражки, ожесточенно размахивали руками.
