С военной службы он пришел урядником на старшем окладе, был хорошо грамотным, умел вести себя с начальством, и потому его избрали хуторским атаманом.
По левую руку атамана сидел Аполлон, по правую — Степан, древний старик с окладистой бородой, одетый в темно-синий мундир с серебряными галунами на воротнике и рукавах.
Подальше разместились по лавкам и табуретам менее зажиточные казаки.
В горнице непринужденно разговаривали, посмеивались.
Поднявшись, атаман постучал ладонью по столу, и наступила тишина.
— Вот что, — сказал он, расправляя русые пушистые усы. — Общество собрал не зря. Зря никогда не собирал. — И самодовольно усмехнулся. — Теперь к делу. А дело немалое и важное. В Зыковом логу у нас нету пруда, а пруд там нужен. Стало быть, надо запрудить. Тут крути не крути, а прудить надо…
Стоя напротив стола, рыжий широкоплечий старик Матвей Кондратьевич внимательно слушал атамана, и внимание его росло с каждой секундой. Это было заметно по тому, как большой рот его с каждой секундой открывался все шире и шире, а круглая лысина покрывалась каплями пота. Рябое и красное лицо Матвея, похожее на обожженный кирпич, из простоватого становилось все более упрямым и злым. Щуря желтые глаза, он переводил их с атамана на Аполлона, а затем на Степана.
— Польза всем, явная польза всем от того, что запрудим, — продолжал атаман.
Матвей не выдержал и, улыбнувшись недоброй улыбкой, заметил:
— Постой, атаман… Ты за кого нас принимаешь?
— Как — за кого? — строго удивился атаман, понимая, что Матвей разгадал его хитрость.
— За дураков считаешь! — решительно заявил Матвей и склонил лысую голову.
Наступила неловкая тишина.
— За дураков, — повторил он. — Аполлону и Степану нужен пруд, у них там участки… Выходит, что мы им эту самую… жареную прямо со сковороды да в рот?.. Животы у них заболят.
— Ты сам так умно придумал, атаман, или тебе разжевали и в рот положили? — поддержал Матвея Андрей Зыков, сухощавый, стройный казак.
— Ты за меня не думал! — бледнея, бросил атаман.
— За тебя подумали Аполлон и Степан, — хладнокровно возразил Зыков, ероша курчавый, черный, с легкой проседью чуб.
Опять наступило молчание, которое на этот раз нарушил Федор Ковалев, одутловатый грузный казак, слывший за придурковатого, но в то же время хитрого и упрямого человека.
— Атаман, дозволь мне раскланяться. Передавай поклон нашим, ежели увидишь своих! — густым басом заметил он и поклонился, намереваясь покинуть общество.
В горнице засмеялись. И только Аполлон и Степан сидели молча.
