* * *
«Эммануэль» я впервые посмотрела в тридцать лет. Чисто из уважения к классике европейского эротического кинематографа.
– Тысяч пять будет достаточно. Но десять – гораздо лучше. Еще немного осталось, но не хватит на две недели. Ну как на что? То, другое. Театр, опера. – У Кирилла сеанс связи с Академгородком.
– В театр и оперу я сама брала билеты, – будто бы невзначай заметила я, проходя мимо.
Кирилл сделал большие глаза и прошептал, прикрыв микрофон:
– Коплю на новые ролики.
Когда я вернулась в гостиную, он уже закончил разговор и смотрел на новогоднюю елку.
– Может, уберем? Июнь все-таки.
– Да ладно, пусть стоит. Скоро следующий Новый год.
– Она уже запылилась.
– Это да. Хорошо бы прополоскать.
Мы сняли игрушки, прополоскали елку в ванной и, конечно, не стали ставить ее обратно – сложили в коробку. Кирилл закинул елку и игрушки повыше на шкаф:
– Кому рассказать – не поверят.
– Павел Валерьевич открывает точку с елками. Ищет продавца на вторую половину дня. – Папа придвинул к себе тарелку с фасолевым супом и протянул руку за хлебом.
Мама, распаковывавшая из сотни одежек замотанную (чтобы не остыла) кастрюлю со вторым, мгновенно напряглась.
– Постоять с часу до четырех, до закрытия. Всего три часа, – сказал он маме, глядя на меня.
Мама облегченно выдохнула. Всего три часа – это не страшно.
– Неделю перед Новым годом.
И снова невидимое напряжение со стороны мамы.
– Они сами будут привозить и увозить. Платят по пятьдесят тенге с елки.
И снова облегчение.
– Начинать можно хоть завтра после обеда.
Но мама все-таки не выдержала:
– Минус двадцать на дворе!
– Оденется потеплее.
– Ребенку одиннадцать лет!
Мне было на самом деле тринадцать, но мама всегда накидывала или отнимала два года в зависимости от того, о чем шла речь. Например, если я не убралась дома, то мне, ленивой и безответственной девице, становилось пятнадцать.
– Возьмет с собой термос.
Умело разыгранное таким образом представление, спланированное днем раньше, давало мне возможность заработать первые деньги.
В общем-то, карманные деньги были у меня всегда. В третьем классе мы с папой в рамках «программы стимулирования успеваемости» договорились о выплатах: пять тенге за пятерку, десять тенге за пятерку в четверти и двадцать тенге за пятерку в год. Так как училась я хорошо, то в карманах всегда была мелочь. Кроме того, ничего не стоило накинуть лишних пять, десять, двадцать пятерок сверху к нашей с ним бухгалтерии – дневник никто не проверял. Были в этой системе и штрафные санкции. Двойка означала минус три пятерки, а тройка – две. Однако при расчетах всегда можно было прибавить пятерок, еще и с трагизмом рассказать о бесчинствах учителей. Тройбаны в четверти я заработала всего пару раз за школу. Это было целой семейной трагедией – мама лежала с сердцем, потому что из меня «точно ничего не выйдет», а папа очень сочувствовал и покупал нам тортик, чтобы не слишком переживали.
