— Сколько же удалось возвратить к полезной жизни?
— За последние два года — шестьсот двадцать два гектара. За десятую пятилетку — почти три тысячи гектаров. Сюда входят леса на голых крутосклонах, по террасам. Работы с оврагами нам хватит до 1990 года. Это уже в плане, к этому мы готовимся. А облесение всех голых склонов ближайших возвышенностей завершим, должно быть, только к концу столетия. Вот такая дальняя наша цель. Полагаем, что облесение высот как-то скажется на погодных условиях летом, несколько увеличится влажность воздуха, меньше воды будет скатываться с паводками, подымется уровень грунтовых вод. Не так уж много времени осталось до начала двадцать первого века, не правда ли? А что касается суховеев… Я — прагматик. Не уверен, что все эти меры позволят покончить с таким планетарным явлением, как суховей. Природа их сложна и причастна к изменениям космическим. Где-то я читал, не припомню. Но ослабить вредное действие суховеев, верю, что можно. Тем более, что вскоре лесополосы загородят каждое поле на равнине около наших возвышенностей.
— А во всей Башкирии?
— Насколько я знаю, сегодня в автономной республике более восьмидесяти тысяч гектаров лесополос. Для законченной системы защитных насаждений надо посадить и вырастить еще около шестидесяти тысяч гектаров. Загородим все свои земли! Поможем в какой-то мере ослабить засуху и дальше на севере, в ближайших районах Нечерноземья. Или нет?..
Юлашев с интересом ждал ответа. Что сказать? Ведь Башкирия на карте — небольшой пятачок. Русская равнина велика. Чтобы ослабить засуху на ней, нужны такие же усилия в десятках областей и автономных республик РСФСР, в Казахстане, на Украине…
— Идет Морозов, идет! — донеслось из приемной.
— Вот и отлично! — Игорь Сахиевич с готовностью поднялся. — Теперь, если позволите, можно и ехать. Я много наговорил вам. Но лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать, — так, кажется, принято говорить?..
По гулкой железной лестнице застучали шаги. В распахнутую дверь вошел небольшого роста, сухонький подвижный человек, всем сразу сказал «Здравствуйте!» — и с вопросом в глазах повернулся к Юлашеву:
— Наверное, надо рассказать товарищам, что мы тут…
— Уже, уже, Николай Филиппович. Теперь поедем и посмотрим.
Морозов кивнул, заулыбался и вроде бы сразу помолодел, морщины разгладились на его крепко обожженном солнцем лице. Чувствовалась в этом уже пожилом человеке хорошая неуемность, энергия, нерастраченный еще заряд деятельности, который, наверное, и помогал ему полнокровно жить, не позволял расслабиться. Более того, Морозов одним присутствием своим заряжал окружающих. Мы все поднялись и заторопились. Юлашев кивал и подписывал какие-то срочные бумаги. Из соседней комнаты притащили кипу толстых папок, явно для Морозова, но он сделал нетерпеливый жест: потом, потом… Задвигали стулья, заговорили о дороге, где и как ехать, главный лесничий надел было шляпу, но тут же отбросил ее и первым направился вниз, к машинам.
