Но Роберт, как оказалось при приближении, мчался дать прикурить не мне, а как раз своему прямому начальнику, Вице-Президенту АН СССР, члену множества иностранных академий, Нобелевскому лауреату, дважды Герою Соцтруда и создателю целой науки "химической физики" Н.Н.Семенову.
А мне он тихо прошипел, чтобы не выдавать нашего знакомства, как полагаю: "Убирайся срочно!"
Я и то, встал под внимательными взглядами двух классиков и нетвердыми шагами спустился в курилку - выяснять, на каком свете нахожусь.
Оказалось вот что. У нас в ИОХе был конференц-зал с самой лучшей на всю Академию акустикой. Поэтому именно там проводились все общие собрания АН СССР, выборы новых членов и т.п.
Вот это в тот день и происходило. Меня сводили посмотреть через боковую дверь на зал, где стояла довольно длинная очередь из одних академиков к избирательной урне. Потом эта очередь, говорят, еще и утроилась, когда перешли к выборам членкоров и к действительным чл
енам сзади пристроились еще и корреспонденты. Но я этого уже не видел. Ушел к себе в подвал мерить содержание трития в продуктах реакции. Все-таки, не театр, а научное учреждение, за меня мою работу никакая Мари Кюри-Склодовская делать не будет.
4
Собственных сколько-нибудь осмысленных воспоминаний об Андрее Владимировиче Фросте у меня нет. По уважительным причинам. Он умер в 1952-м, когда мне еле-еле исполнилось семь лет. Бывал он у нас не часто, когда приезжал в Уфу в командировку, но, по словам родителей, когда бывал - то мы с ним дружили, и я у него сиживал на коленках.
Имя это у нас в семье повторялось часто, они с папой были большими друзьями, и я сейчас попробую изложить истории, слышанные от моего отца, плюс стекшееся от самых разных встреченных мной людей. Но сначала, прежде чем травить байки, я чуть-чуть скажу о том, кто это такой. Все-таки не нобелевский лауреат, общественность за пределами профессии о нем может и не слыхать. Хотя, насчет нобелевки ... он умер, когда ему было сорок шесть и все говорят, что он рос с каждым годом. Он, правда, и начал неплохо.
Когда я после армии попал во ВНИИ Нефтепереработки, так у нас в лаборатории работал Н.Х.Монаков. Человек, как бы сказать, "непростой судьбы". Папа у него был архангелогородский миллионер-лесопромышленник, так что Николай Христофорович всю жизнь жил - и параллельно ожидал, что жизнь ему в любую минуту прекратят. По-моему, он сохранял это ожидание еще и в начале 70-х, когда мы познакомились и когда Соввласть, вдоволь потоптавшись на этом поле, уже оставила его и перешла копытить соседнее - по нацпризнаку. Мы, молодые специалисты, это как-то чувствовали, но понимать не понимали, конечно, за отсутствием соответствующего опыта, да и интереса. Молодость жестока - у нас в приватных беседах он числился "Никхриком" и "Соколиным Глазом", так же как хромой Григорий Зиновьевич Шнайдер - "Быстроногим Оленем".
