— Мой мальчик мертвый в холодильнике лежит, а дома ящик этот стоит. Не могу смотреть, — пожаловалась и беззвучно заплакала тетя Катя.
— Пойдемте к нам, мама вам на диване постелет. Поужинаете, — неожиданно для себя предложила Надя, и Катерина неуверенно кивнула соглашаясь.
Девушка подхватила чужую маму под локоток и повела аккуратно, будто слепую. А та, найдя уши для излияния и душу для сочувствия, принялась взахлеб рассказывать, каким замечательным мальчиком был ее Толик.
Надя слушала, и чем больше слушала, тем задумчивее становилась. Они с тетей Катей знали каких-то совершенно разных Толиков. Толик Надежды был грубым, бесцеремонным насмешником и трусоватым драчуном. Толя тети Кати выступал как нежный, любящий сын. Правда, большей частью счастливые моменты вспоминались матерью в совсем дальнем прошлом, в тех самых далеких школьных годах, изредка в студенчестве.
Впрочем, не зря говорят — о покойниках или хорошо, или ничего. Потому Надя молчала. Молча довела Катерину Петровну до дому, молча передала с рук на руки обалдевшей матери. Та сориентировалась быстро. Повела на кухоньку, заворковала, застучала чашками, зазвякала тарелочками. Зашумел, добавляя уюта, чайник.
Надя чуть ли не на цыпочках уползла к себе в комнату и забилась в уголок кровати с книгой из тех, которые не вызывали ядовитой неприязни ложными словами.
Через часок заглянула мама и сказала:
— Уснула, бедная, прямо на диване. Я ее пледом прикрыла. Вымоталась, настрадалась. Не дай бог ни одной матери своего ребенка хоронить, каким бы непутевым он ни был. Я с работы отпросилась, отгул взяла. Помогу ей завтра. Спасибо, Надюшка, что ее привела, мое сердце успокоила.
— Это тебе спасибо, — слабо улыбнулась девушка. — Знаешь, мам, теперь я жалею, что не поняла и ничего не сказала. Может, вышло бы у него со своей мамой попрощаться как-то по-человечески. А то ей даже вспомнить-то по-настоящему теплого и душевного о нем нечего.
Надькина мама лишь покачала головой. Худого слова парень уже не заслуживал, потому что ушел насовсем, а доброго, увы, не стоил. В опустевшей квартире Толика осталась религиозная соседка, нанятая на всю ночь читать молитвы. А семья Нади, приютившая знакомую, заснула.
Рано утром Надежда вышла на кухню не без легкой опаски. Как-то ее встретит Катерина Петровна? Та уже проснулась и сидела с мамой Верой за столом, о чем-то горячо ей рассказывая. Столько умиротворенной, светлой печали, горчащей, как прихваченная морозцем калина, было во всем ее облике, что Надя невольно удивилась этой разительной перемене. От вчерашней мрачной безнадежности с болотным запашком не осталось следа.
