Чудом умудрившись не вляпаться в мою кучу, он опустился на бурку рядом со мной.
– Залезай под бурку, – скомандовал я.
– Чего? – ошалело спросил парень. Левое ухо у него наливалось красным.
«Оглох, что ли? Или не отошел еще от схватки?»
– Под бурку, она темная, и нас не видно, – объяснил я ему. – Для маскировки.
– Для маскировки… – с пониманием протянул Барат, отодвигаясь и залезая под бурку. В руках он продолжал сжимать окровавленный кинжал и при этом двигался так ловко, словно тот был продолжением руки.
– Кто они? Их много? – спросил я.
– Тихо! – приподнял руку с раскрытой ладонью Барат. – Лежим и слушаем!
«Что? Снова лежать и слушать?..»
Лежали мы недолго. Мою разыгравшуюся фантазию о кровавой сече на поляне прервал бегущий в нашу сторону человек. Бежал он быстро, не скрываясь, сучья летели у него из-под ног во все стороны. По-видимому, парень несся вперед, не разбирая дороги. Возможности разглядеть, кто это – свой или чужой, не было ни малейшей. Через пару мгновений нам доведется узнать, оббежит этот лось наше убежище по дуге или ломанется насквозь. И что-то мне подсказывало, что скорее последнее.
«И даже нож не оставил», – теперь уже без всякой паники с сожалением подумал я, взглянув на Барата. Тот подобрался. Кончик кинжала, который он держал перед собой почти над самой землей, слегка подрагивал.
Бегущий приблизился. Традиционная овечья безрукавка. Шаровары, заправленные в мягкие сапоги. Широкая лента на лбу, удерживающая длинные волосы. И небольшой топорик на длинной рукояти в правой руке, который он держал на излете, как дубину, направив в землю. Вот он вломился в подлесок, взметнулась бурка, навстречу ему кинулся Барат. Короткий укол кинжалом, отскок назад и влево. Бежавший по инерции сделал еще пару шагов и, даже не успев вскинуть руки, рухнул на землю, заливая ее кровью. Гортань у него была вскрыта. Подергавшись и посучив ногами, он затих. Откинутый смертельными конвульсиями топор валялся в шаге от моей головы.
Барат опустился рядом с поверженным и, глядя то на меня, то на труп, тоскливо произнес:
– И этого – наглухо. Опять меня накажет, что не живьем взял… Ну что поделать? Ведь сам учил меня… В шею, чтоб наверняка. – Потом, видимо о чем-то вспомнив, он отодвинул меня подальше от расплывающейся лужи крови, вновь примостив на бурку. Мы сели лицом к тому месту, откуда выбежал бедолага.
– Ты как, Оли? – спросил меня Барат. – Живой?
Думал он при этом о чем-то своем. Его глаза обшаривали местность перед нами.
