День накануне ее отъезда стал кошмаром моей жизни. К моему изумлению, она прикатила на велосипеде к нам, чтобы со мной попрощаться. Отец подрядил меня чистить курятник, где она меня и нашла – в сапогах, покрытого потом, окутанного смрадным облаком птичьего помета.
Я был до того грязен, что мы даже не прикоснулись друг к другу. Я просто вышел с ней поговорить. Разумеется, ветер дул в нужную сторону – иначе говоря, принося с собой густую вонь с соседней навозной кучи; на мой взгляд, символ деревенского быта и моего личного позора.
– Ты зачем пришла? Мы же договаривались встретиться в Лувера.
– Ну, договаривались. Но я решила прийти. Ты что, недоволен?
– Нет, но я предпочел бы, чтобы ты меня предупредила.
На самом деле я был не просто недоволен – я был смертельно оскорблен. К ней подбежал палевого окраса щенок, заместивший Бобе, но она не оценила его дружелюбия и даже замахала на него руками. Улыбка исчезла с ее лица.
– Ладно, если ты мне не рад, я пошла.
Поскольку я не делал попытки ее удержать, она развернулась и бросила мне через плечо:
– Но хоть вечером-то увидимся? В «Глобусе»?
До сих пор не знаю, что на меня нашло, но я ляпнул:
– Нет, я не приду. Мне надо помочь отцу.
– Тогда до конца каникул?
– Угу. До конца каникул.
Она села на велосипед, послала мне вежливый воздушный поцелуй и укатила, ни разу не оглянувшись. Щенок бежал за ней до самого перекрестка.
Вечером я лежал в постели и ревел в подушку. Я вспоминал книги по искусству, которые видел у нее дома, и пианино с нотами на подставке и никак не мог понять, что меня больше мучит – гнев или стыд. Но, наверное, самым сильным чувством был страх – страх потерять ее. Мне хотелось вскочить на мопед и прямо сейчас, среди ночи, мчаться к ней; я брошу ей в окно камешек; она тайком спустится ко мне, и мы обо всем поговорим; мы исправим то, что напортили, и все опять станет как прежде. Но я утратил веру в себя. Допустим, я вымоюсь, переоденусь, надушусь и внешне буду выглядеть прилично, но в глазах Мары мне суждено навсегда остаться деревенским парнем из курятника.
В своей первой открытке (вид на остров Груа сверху и синий крестик, отмечающий расположение их дома) она писала: «Добрались нормально. Дом большой, до пляжа 200 метров. Кузены симпатичные ребята, и их местные друзья тоже, но… скучаю по тебе».
Чем я занимался в те августовские дни и ночи без нее? Про ночи более или менее понятно, а про дни – не помню. Наверное, написал ей с дюжину писем, каждое на нескольких страницах, в стихах и в прозе, наверное, плавал в речке, ловил пескарей, катался на мопеде и играл с двумя-тремя приятелями в футбол, благо поле в Лувера пустовало. Водил Розину смотреть «Оскара» с Луи де Фюнесом – к нам в деревню на один вечер приезжала кинопередвижка. Как-то ночью, опять-таки с приятелями, мы пошли на кладбище и попытались (тщетно) войти в контакт с мертвецами; правда, должен добавить, что я категорически запретил ребятам курить на могиле моего деда.
