Лабиринт [Авторский сборник] | страница 40

— Все в порядке, теперь выкарабкается, — сказал кто-то из врачей. И сглазил. У меня началось заражение. Я терял сознание, снова приходил в себя и, с трудом ворочая распухшим сухим языком, пытался что-то сказать. Что? Я и сам не знал. Я очень хотел жить и боялся смерти. Этот страх заставлял меня тянуть навстречу хирургу руку, прочерченную багровыми полосами воспаленных лимфатических узлов. Сделайте хоть что-нибудь! Мне ведь всего двадцать восемь лет. А сколько было Кате, когда она умерла? Двадцать четыре… Она не умерла — ее убили. Кто? Я опять погружался в беспамятство.

Меня спасали, насколько позволяли возможности тюремной санчасти. Хирург сделал еще две операции, кто-то из осужденных сдал кровь для переливания. Но ничего не помогало. Однажды я услышал бубнящие голоса двух санитаров. Они не знали, что я их слышу, а скорее всего, им было просто наплевать.

— Долго этот парень держится.

— Держись не держись, а против смерти не попрешь. Врачи базарят, еще день-два и конец. От него уже гнилью несет.

— Так ссанье ведь никто не убирает.

— Возьми да убери.

— На хер он сдался. Когда умрет, надо Витьку сюда переложить. Он просил. Место хорошее, возле окна.

— Давай сейчас кровати поменяем.

— Хирург разорется. Пусть на своем месте помирает… Гля, а ведь он плачет.

— Кому помирать охота. Эй, парень, может, закурить хочешь? Я хотел ответить, что хочу курить и не хочу умирать, но сил не хватило, и я опять погрузился в забытье. Чем закончился разговор сердобольных санитаров — не знаю.

После одного из уколов мне стало легче. На край кровати села медсестра и, заглядывая мне в глаза, спросила:

— Ты можешь разговаривать?

— Да…

— У тебя заражение крови, нужны дорогие лекарства. Родственники в Москве есть?

— Нет.

— Тогда ты умрешь.

Широкоскулое лицо медсестры было усыпано мелкими веснушками. Откуда она взялась? Женщин в тюремной санчасти мало, но я, кажется, — ее видел. Когда меня привозили сюда после разговора с тестем.

— Как тебя зовут? — спросил я.

Фраза далась в три приема. Язык не слушался, и я собирался с силами после каждого слова.

— Таня.

— Отец живет… в Красном Яре. Дайте телеграмму.

— Будет поздно, — покачала она головой. — Если уже не поздно.

— Отец живет…

Я пытался повторить адрес своих родителей. Таня меня перебила.

— Никто такую телеграмму официально давать не будет.

— Ты…

Я, наверное, хотел попросить, чтобы телеграмму дала она. Таня меня поняла.

— У меня зарплата шестьсот рублей. А вас вон сколько. Да и поздно будет. Пока соберется, пока приедет.