Лейни вновь кинулась в шалаш, держа в одной руке череп, в другой — палку. Она положила их на пол и в слепой надежде стала снова шарить вдоль стен. Но ничего, кроме своего узелка, не нашла. Она подняла его и вышла на порог. Меж стволов мелькали горящие глаза хищников. Они сожрали ее ребенка! И все же они — невинные, голодные щенки по сравнению с тем хищником!
— Ну, погоди, я убью тебя своими руками, задушу своими пальцами, зубами перегрызу тебе горлоI
В взвихренном снежном облаке совсем близко сверкнули глаза. Кольцо суживалось.
— Нате! — крикнула она с диким смехом, и узел, описав длинную дугу, полетел в лес. — Жрите! Мало вам моего сына!
Черная стая, сбившись в кучу, ринулась туда, где упал узелок; послышался лязг зубов, хруст, предсмертное хрипение.
По глубокому снегу Лейни зашагала назад, к деревне, держа в левой руке череп ребенка, в правой — палку.
У дверей первого жилища она свалилась без чувств.
II
Небольшие владения Кямби простирались к западу от Алисте. Окруженные болотами и лесами, они по праву именовались Саарде — островом. Врагам, вторгавшимся по большой дороге Вынну — Беверина с юга, чтобы грабить Сакалу, невдомек было свернуть сюда, как и тем, кто вдоль берега моря устремлялся в Соонтагану. Народ селился в Саарде, прячась от войн; скрытые от глаз, эти земли и по сей день привлекали к себе жителей из Сакалы, Уганди, Нурмекунде и с побережья.
Во время одного из зимних военных походов, предпринятого совместно с сакаласцами вглубь Росолы, в схватке с литовцами, которые тоже пришли туда поживиться, пал прежний старейшина Саарде. Кямби и в тот раз оставался дома. Большим военным походам, в которых участвовали жители Алисте и Сакалы, он предпочитал разбойничьи набеги. Услышав о смерти старейшины, он тут же собрал мужчин, накормил и напоил их, одарил подарками из награбленного добра и дал избрать себя на место погибшего. Сыновья павшего старейшины и немногочисленные оставшиеся в живых воины, вернувшись из похода в Росолу, оказались бессильны что-либо сделать; хотя в Саарде у них и были сторонники, но они боялись Кямби и не решались поднять против него голос.
Сыновьям прежнего старейшины ничего другого не оставалось, как уехать на чужбину, ибо дома их с легкостью могла настигнуть стрела, пущенная из-за дерева или из-за куста, как это уже случалось и раньше с иными из врагов Кямби.
Кямби был еще молод, когда стал старейшиной. Зимой и летом он ходил со своими родичами по прибрежным дорогам, как он сам говорил, "менять товар", а по разумению других — грабить. Его считали богаче даже самых могущественных старейшин Сакалы. И не раз, изрядно выпив меду, он хвастливо говорил об этом.
