***
Вместо коров младший Рыжеголовый еще до наступления вечера принес пять кусков серебра и десять ногат.
Велло принял их, после чего велел освободить Рахи из-под стражи и отпустить домой.
XII
Лейни уже настолько оправилась, что могла ходить в лес к Рийте. Велло это не нравилось. Однако он не решался запретить ей, тем более что Лейни все еще была слаба, чрезмерно серьезна и углублена в себя и, казалось, не замечала ничего, что происходило вокруг.
В темно-серой, доходившей до земли одежде, в черной шали на плечах и желтом, цвета одуванчика, платке на голове, с отсутствующим, ничего не видящим взглядом,, Лейни двигалась медленно, словно дух.
Однажды, когда сестра, закутавшись в одеяло, сидела на бревне у дома и грелась на солнышке, Велло увидел нечто такое, что в первое мгновение приковало его внимание, а затем рассердило и даже разгневало.
Над изголовьем ложа, устроенного для Лейни, на закопченном бревне стены вместо черепа ее сына висело потускневшее бронзовое распятие. Такое же Велло видел у крещеных ливов и латгалов, когда ходил в их земли. Распятия там украшали внутренние стены жилых комнат, он видел их и на груди у некоторых женщин. Нечто похожее носили и патеры на своих черных балахонах.
Это и есть тот могучий дух, которому молятся крещеные, которому поклоняются,— жалкий и замученный, пригвожденный за руки кресту! И вот теперь Лейни принесла его изображение сюда, в дом старейшины, и повесила на стену! Конечно, она взяла его у крещеной хромой. Сорвать бы его со стены и кинуть в огонь. Но сестра еще так слаба и горе ее так велико, что Велло не решился на это. И все же сердце его бушевало, и он жалел, что нет под рукой Рийты, на которую можно было обрушить свой гнев.
В тот день он не выходил из дому, и когда Лейни осталась одна, прошел к ней в комнату и осведомился о здоровье.
— Я здорова, только немного притомилась после долгого пути, — тихо и медленно, как человек, который уже не принадлежит к этому миру, ответила сестра.
— Ты ходишь к Рийте, да и она частенько бывает здесь, — продолжал брат, подавляя раздражение.
Глаза Лейни оживились, и, скрестив руки на груди, она сказала:
— Сам великий господь послал ее мне.
— Великий господь? — переспросил Велло. — Уж не говоришь ли ты о боге, которому поклоняются патеры и которого рыцари навязывают нам мечом?
Оконный притвор был отодвинут наполовину, и в комнате стоял полумрак. Лейни сидела в углу на лавке, прислонившись спиной к стене, над ее головой висело распятие. Поглядев на него, а затем обратив глаза к небу, словно завороженная, она ответила:
