Велло крикнул разок "хей" и стал продираться сквозь молодой кустарник назад, к ручью.
— В чем дело, Кахро? — спросил он, приблизившись.
На груди парня висел пестрокрылый глухарь, его головка свесилась вниз, шея вытянулась, клюв был приоткрыт. Из клюва на белый снег медленно капала алая кровь. За спиной болталась другая птица. Ноги обеих птиц были связаны на плече у Кахро ивовым прутиком.
— Кто-то унес наши силки, — сказал Кахро и криво усмехнулся, обнажив два ряда мелких зубов. — Лисица попалась в них лапой. По следу видно, что лисица.
— Что ж, тот, кто унес, вероятно, оставил и следы! — ответил Велло.
— Их было трое. Следы идут от селения, петляют по лесу и снова ведут в селение, — виновато сказал парень.
Разумеется, Рахи со своими людьми, подумал Велло, но чтоб утешить Кахро, заметил:— В другой раз останемся сторожить на ночь... Хоть на десять ночей!..
— Когда старейшина пойдет домой, я поброжу еще по следам этой тройки, — просительно сказал парень.
— Почему — когда я пойду домой? — спросил Велло и взглянул на Кахро, стараясь по выражению его лица понять, в чем дело. Тут ему вспомнилась тревога Малле: кто знает, что может приключиться в лесу, одному бродить там не стоит, — и он рассмеялся. Хорошо, он скоро отправится домой. Но чего ради еще ходить по этим следам?
— Человек на ходу иной раз и обронит что-нибудь, — ответил Кахро.
— Не подобает мне возвращаться домой с пустыми руками: ни дичи у меня за плечом, ни зверя, — заметил старейшина.
— Бывает, что ни птица, ни зверь близко к себе не подпускают. Дух отпугивает их. Иной же раз их хоть рукой бери, а тебе и невдомек протянуть руку, ходишь, как во сне... Забирай моих птиц...
Но Велло отказался взять у Кахро его добычу и сказал, что пройдет еще с полмили вдоль русла ручья, а затем лесом вернется домой.
Ручей, проложивший себе дорогу через леса, лощины, заросли и луга, каждой весной снова начисто размывал свое ложе. Он безжалостно вырывал молодые ельнички и редкие осиновые кустарники, росшие слишком близко от берегов, и быстрое течение уносило их невесть куда. Только цепкий ивняк кое-где висел над водой, глубоко уйдя корнями в сырую почву. Летом воды здесь утихомиривались и медленно текли меж узких пойм, унося на своей поверхности опавший листок или сухую ветку.
Теперь эти тихие воды лежали под ледяным покровом, а он, в свою очередь, был застлан таким мягким и пушистым ковром, какой не сумела бы выткать даже сестра Малле со своими служанками.
