Снова воцарилось молчание, затем Ассо примирительно сказал:
— Что ж, придется, значит, своими силами улаживать это дело.
Велло с облегчением вздохнул.
Выйдя во двор, он увидел Лемби; она шла ему навстречу и пытливо глядела на него, словно хотела прочитать что-то в его душе.
Велло не стал скрывать от девушки своих мыслей.
— Завтра отправляемся в Саарде, — немного хвастливо сказал он. — Лейни останется пока на твоем попечении. Она еще слишком слаба, чтоб можно было взять ее домой. Вернусь, тогда поговорим и о другом... Мне надо сказать тебе...
— Ты идешь войной? — с тревогой спросила Лемби.
— Иначе нельзя...
— Береги себя!.. Мой отец говорил о Кямби плохое...
— С ним-то я и хочу встретиться. Для него и меч поострее выберу, — ответил Велло, обуреваемый желанием сразиться с врагом.
Весь день он в тревоге ходил по проселку и по двору и больше чем когда-либо напоминал волка, вынюхивающего добычу. Голова у него была опущена, взгляд злой, подкарауливающий, шаг быстрый, крадущийся.
Он хотел отомстить, но еще больше, чем отомстить, — сразиться. Свершить дела, слух о которых разнесся бы по всей Сакале и докатился даже до старейшин Уганди. Дела, молва о которых прошла бы от великого озера до самого моря. Пусть все узнают, что в Мягисте властвует старейшина Велло; он еще молод и у него всего-навсего семь небольших селений, но пусть только осмелится кто-либо поступить с ним несправедливо. С ним или с его родичами.
V
Серые, как потускневший клинок меча, тучи были неподвижны. Из них с самого утра сочился едва ощутимый, мелкий и реденький дождь. Рыхлый снег oсел и лежал теперь плотным, тугим ковром; с ветвей елей капало, время от времени с них срывались мягкие белые охапки снега и бесшумно падали вниз. Едва занялась заря, как в селениях взад-вперед засновали люди. Мужчины с возбужденными лицами, с оружием на поясе и в руках торопливо заглядывали то в один, то в другой дом, шли к Велло, к Ассо, но больше всего к кузнецу. Над его домом все время вился дым, и слышно было, как звякает железо: то звонко, то глухо. По обочинам улиц, в ярких платках, серых или желтоватых шалях, накинутых на плечи, толпились девушки и женщины. Они тихонько обсуждали предстоящий набег, гадали, куда отправится дружина — на Беверину, в Трикатуа или Койвалинну, и какова будет добыча, и лили слезы в тревоге за тех, кто уходил в поход. "Никогда не возвращаются все. Раньше не возвращались, не вернутся и теперь!" — причитала иная мать. Иная же говорила, что нисколько не лучше ожидать смерти дома, если ты полон сил.
