У ручья медведь остановится, понюхает воду и, найдя на песке следы человека, будет долго водить носом по земле и фыркать.
Лес загудит неумолчным гудом перебора, этот гуд знаком медведю, и, успокоенный, зверь выйдет к реке.
На Чусовой, над подводными камнями пенятся волны, туманы кутают противоположный берег. Над туманами, над лесом стоит желтая, затянутая дымкой луна. Скоро она разорвет дымку, вползет выше по небу и разбросает по черной воде холодные пятна света. На переборе вспыхнут брызги, засеребрятся пенистые гребни волн.
И луна, и перебор, и туманы — знакомы медведю. В них спокойствие; они не грозят опасностью, и, забыв о следах человека, он полезет на гору полакомиться спелой малиной. Но в малиннике мало ягод, и голодный зверь будет бродить по лесным оврагам, есть грибы, бруснику, голубику; разроет муравьиные кучи, сдерет с поваленных деревьев мягкую кору, слижет языком жирные личинки усачей.
Внезапно теплый запах птиц ударит в его ноздри. Медведь замрет на несколько минут, затем осторожно начнет подкрадываться к тому месту, где заночевали рябчики. Вот он уже у куста, под которым спят птицы. Запах невыносимо силен и раздражающ. Зверь делает прыжок — и рябчики с шумом вылетают из-под его морды. Несколько перьев остается на мху. Медведь понюхает теплое, насиженное место, посердится немного и пойдет дальше, уже не соблюдая осторожности.
Так будет бродить он до тех пор, когда красное солнце выплывет над темной гривой пихт. Оно покажется медведю сказочной птицей, которая бьется в голубой сети и роняет золотые теплые перья на стволы и ветви, на серые глыбы скал…
3
На шестой день в предвечерье — солнце уже прошло три четверти голубого небесного поля — пришел лесник с дочерью Марфой.
Только на Урале — в лесах и скалах — вырастают такие женщины: могутные, загорелые, похожие на столетние кедры. Про Марфу говорили, что однажды она кошелкой убила медведя. Шла по лесу, собирала грибы, перелезая громады поваленных деревьев и обломки скал; в одном месте сорвалась — и прямо на медведя. Зверь спал, вскочил, ошеломленный, рявкнул и, отбежав сотню шагов, издох. Старые охотники говорили:
— С перепугу подох, бывает это.
А мужики и бабы посмеивались:
— Кошелкой зверя убила… Вот ты какая…
Фома поздоровался, присел у барака, раскурил трубку.
— Ну, собирайся, скоро пойдем; вот покурю только.
— А Марфа тоже с нами пойдет?
— Она след отведет.
Я не понял, переспросить постеснялся. Напихал в карманы куртки патроны, заряженные медвежьими, с деревянными хвостами пулями, затянулся ремнем.
