Да, Москва уже больше не походила на большую деревню, знакомую мне по прежним наездам. И к тому же она была чистой — целые отряды уборщиц в желтых жилетках рассекали толпу, заметая материальные следы, оставленные веселящимися гражданами. Я ушла с чересчур оживленного бульвара и свернула в ближайший переулок; мне хотелось побыть одной и подумать. Да, такая Москва мне нравилась — как ни кощунственно это звучит в устах коренной петербуржанки, она мне нравилась чуть ли не больше, чем северная столица.
Я шла по какому-то прилегающему к Арбату переулку, любуясь свежепокрашенными, как будто только что вымытыми фасадами старых зданий, когда услышала негромкие слова:
— Какая прелесть!
Я обернулась: на противоположном тротуаре стояли двое пожилых мужчин, слегка подшофе, и смотрели на меня. Я, как и всякая нормальная женщина, люблю комплименты и потому улыбнулась в ответ.
Тогда тот, что постарше, сказал:
— Вот это походка! Девушка, а девушка, вы умеете делать книксен?
Меня почему-то не удивила абсурдность вопроса.
— Да, конечно, — ответила я и опустилась долу не в книксене — нет, в самом настоящем придворном реверансе, к их вящему удовлетворению.
Так началась для меня Москва — с книксена. В этот момент я окончательно решила, что столица — это тот город, где я буду жить.
* * *
Но решить — это одно, а заставить другого человека смириться с твоим решением — совсем иное. Витя никак не хотел меня отпускать. Он просил, умолял, даже подкупал; он действительно не понимал, чего мне не хватает, но на всякий случай обещал измениться. Мое решение он посчитал обычным женским капризом — ведь нам так хорошо вместе! (И в определенном плане нам действительно было хорошо: Виктор отнюдь не страдал распространившейся среди наших бизнесменов болезнью, и в сексе мы друг друга более чем устраивали.) Я дала слабину; я согласилась пожить с ним еще немного. Я даже съездила с ним на две недели на курорт в Испанию; конечно, в этом был с моей стороны и расчет: я прекрасно понимала, что в моей новой жизни мне будет не до отдыха за границей.
Витя не исправился — он при всем желании не смог бы это сделать. Через два дня ему осточертело валяться на пляже, и он нашел выход из положения: стал чуть ли не ежечасно звонить в свой офис и давать ценные указания, так что наш отпуск обошелся ему в копеечку. Я окончательно убедилась, что мне с ним скучно — и ему со мной тоже, только он этого не сознавал.
Я бы ушла от него еще раньше, если бы не выборы. Мне было бы очень страшно пускаться в самостоятельное плавание, если бы к власти опять пришли коммунисты.
