Генералиссимус князь Суворов | страница 76
Так кончилась эта война, названная современниками Румянцевскою. Она тянулась долго, но тому были многие причины: политические осложнения, оттягивавшие наши силы от Турции; затруднения в продовольствии войск за Дунаем; временами излишняя осторожность главнокомандующего и некоторых его генералов, исполнявших наполовину или вовсе не исполнявших его распоряжений. Войска были в огромном некомплекте, комплектовались медленно и не вполне; нуждались в необходимейших предметах снаряжения, которые почти постоянно запаздывали; движения войск затруднялись многочисленными обозами, составлявшими для армии истинную обузу. Русские таскали за собой рогатки, которыми в прежнее время отгораживались от бешеных атак турок, заранее обрекая себя на пассивный образ действий. Румянцев отменил рогатки, и хотя сами войска их терпеть не могли, но сила привычки брала свое, и рогатки совсем исчезли из русской армии лишь в следующую Турецкую войну. Русские так же, как и западные европейцы, действовали против турок в огромных каре; Румянцев уменьшил их величину и тем сделал армию поворотливее и подвижнее.
Суворов в некоторых отношениях пошел еще дальше Румянцева. Будучи тут новичком, он старался ставить подчиненные ему войска на Суворовскую ногу, применяя к ним основные положения своего "суздальского учреждения". Он употребляет в бою колонны с дистанциями, чтобы за головной частью всегда находился резерв; резерв у него везде играет важную роль. Мы видим употребление стрелков, в виде особых небольших отделений, которым указываются места при колоннах линейной пехоты. Каре он принял сразу, как лучший способ построения против турок, но размеры Румянцевских каре уменьшил, строя их даже из рот. Многие тактические приемы Суворова сделались потом правилом для всей Европы, хотя заимствовали не у него, а у французов, выработавших собственную тактику во время войн революции. Его тактика в Турции, как и в Польше, была тактикой обстоятельств, и буквоеды военного дела говорили, что Суворов тактики не знает, а ему служит одно счастье. А он посмеивался, поджидая событий.
7. В Заволжье, на Кубани и в Крыму. 1774-1779.
Когда война с польскими конфедератами едва окончилась, а с Турцией еще продолжалась, на восточной окраине Европейской России вырос грозный мятеж.
На Яике давно было неспокойно. С одной стороны историческая привычка казаков жить в буйной, своенравной вольности, с другой - притеснения и произвол назначаемых правительством атамана и старшин, питали внутреннее недовольство и тревогу. В начале 1772 вспыхнул открытый мятеж. Мятеж усмирили, но корень его остался; ожесточение и жажда мести под внешним гнетом только крепли и приобретали упругость. Новый взрыв обещал сделаться страшным.