Вскоре Румянцев перешел обратно за Дунай, вследствие изнурения кавалерии и затруднений в снабжении фуражом. Стали ждать случая для решительных действий и принимали меры против наступления неприятеля.
Укрепления у Суворова росли, батареи воздвигались, флотилия увеличивалась, приходила в порядок и крейсировала частями по Дунаю; партии казаков беспрестанно переправлялись на турецкую сторону для поисков; войска работали и деятельно обучались. Особое внимание Суворов обращал на рекрут и старался не выпустить их из рук; в этом сказывался военный педагог по призванию. Он пишет Салтыкову: "рекруты Мелина хороши, не замайте ваше сиятельство: у меня побудут, лучше научатся и жить будет не хуже". В другом письме читаем: "ладно, что копорская рекрутская команда будет в полку, только бы ее там поберегли от палок и чудес. Астраханского пехотного не велика, ее с прочими в полку тяжело опознать. Берегусь я, чтобы таких из рекрут в командированиях не отделять, а с прочими наравне. Апшеронская рекрутская команда у майора Теглева из 150 до 50 охворовала; он может быть в Букаресте за девушками ходил, - изрядный подданный своей Императрицы".
Он был недоволен не одним Теглевым. Он просит Салтыкова заменить несколько штаб-офицеров другими, ибо "один неискусный, баламутит; другой недавно из колыбели"; Батурина просит убрать. Батурин был им назначен комендантом в Негоешти, отпрашивался по болезни в Букарест и, не дождавшись разрешения, уехал; Суворов требует это дело исследовать и "учинить сатисфакцию". Батурин оказался однако прав, ибо в отсутствие Суворова получил разрешение от старшего, полковника Мещерского.
Суворов пишет Салтыкову откровенно обо всем дурном, но только письмами; в официальных бумагах ничего подобного не говорит. Салтыков требовал от него формального заявления о негодности Батурина, но Суворов не согласился. Батурин был временным начальником поста, куда Суворов прибыл из Петербурга, и командиром полка. Суворов находился с ним в добрых отношениях, Батурину удалось даже оказать ему кое-какие услуги. Оттого Суворов пишет: "Батурина формально представлять - от меня не станется: сердце не такое. Всякий полковник имеет у себя многих приятелей; так и он в числе тех меня, что до партикулярности, по которой я им обязан; что же до субординации, я могу сказать, что он ее довольно наблюдал, кроме сего разу". Главной виной Батурина Суворов считает 17 число, когда он "своею храбростью надмен, распоровши диспозицию при начале, довольно было нас всех опасности подверг, по малой мере людей у нас побольше желаемого перепортили".
