Северная охота | страница 8

— Не спишь, Абрам?

Как угли сверкают большие глаза.

— Да, не сплю. Все думаю.

— Брось! Ненужное дело. О чем же ты думаешь?

И Абрам подпирает рукой подбородок и тихо отвечает:

— Я думаю жениться…

— Жениться? Зачем? Ведь мы — перелетные птицы.

Он поднимается, лежа на локте, и шепчет печально и тихо:

— Летели, летели, да сели. Теперь будем вить себе гнезда, как лебеди вьют…

Басом храпит утомленный Фаддей, и с тонким присвистом подхватывает Павел. Вот это беззаботная птица. Не лебедь — кукушка. Кладет свои яйца в различные гнезда и весело смеется.

— Но ты отчего так печален, мой лебедь, курчавый и черный? Спи, Абрам!.. А помнишь поговорку: «Женишься — переменишься»?

И он отвечает, как прежде, печально и тихо:

— Уж я переменился.

Все глубже выдается пламя в еловые бревна. Квадратные угли ссыпаются в груду, как яркие камни, и молча сияют глубоким и тихим сиянием.

Спит Абрам. Курчавую голову на руки уронил. Пусть ему Дука приснится с задорными глазами. В землю воткнулась Игла и дремлет, и тявкает слабо сквозь сон. Быть может, душа ее гонится снова за призраком мертвого лося.

Я только не сплю да белые березы. Они подступают все ближе и ближе и кивают кудрявой вершиной и о чем-то скрипят тихонько и лукаво.

— О чем вы скрипите, березы?…

— Пару… Любую… На выбор…

Нет, отойдите, мне пары не надо. Была моя пара. Такая же вольная девка, и так же, как вы, она не хотела смириться, и когда встало над ней губительное пламя, крылья ее не развились, и она потонула, как искра.

Но вот она снова всплывает в огне, живая. Суровым призывом горят ее очи. И белое платье запачкано кровью…

Я знаю, чего она хочет, чему она учит…

Я помню…

Отстаньте, березы!..

Они белы, как хлопья снега. У них черные ноги и длинные шеи. И когда они кличут, как-будто кто-то трубит в большой серебряный рог:

— Кугу, кугу, кугу!..

Милые лебеди. Я видел их близко весной на реке, перед самым ледоходом, Они плясали на льду свои первые брачные пляски и тихо трубили, как-будто воркуя, и обнимались широкими крыльями и заплетали друг другу за плечи свои белые змеиные шеи.

Река уходила прямо на север, как зеркало льда, нагое и жесткое. И полуночное солнце горело, как круглый костер на краю горизонта и заливало алым светом льды и пески, и полоску воды у самого берега. Все пылало, и лебеди порозовели, как-будто горели от зноя пылкой, весенней любви.

Льды прошли, и лето настало, потом покатилось на убыль. Мы идем по берегу на лебединую охоту и тащим за собой свои тяжелые лодки. Все мы впряглись в бечевку, собаки и люди. Все мы босые, и на прибрежной тине рядом остаются отпечатки следов — собачьи, круглые с когтями, и наши, с широкой подошвой, как-будто медвежьи.