– Я тоже так думаю, Дора. – Мама поставила стакан на мой стол. – То же самое было с Каем, которого ты видела то и дело.
– Но, может быть, я видела его призрак? Возможно, он хотел мне что-то сообщить? Что-то из того, о чем я сейчас не могу вспомнить?
«Так же, как Кевин хотел мне что-то сообщить», – добавила я мысленно.
– Нет, Дора, – возразила мама. – Возможно, дело в моем католическом воспитании, но я в такие призраки не верю. Думаю, что образы наших близких хранятся в нашей памяти и в нашем сердце. Когда я думаю о Кае, он будто рядом со мной. Но он не слоняется по нашему дому и не преследует меня. Поверь, кара: то, что ты видишь и слышишь в последние месяцы, – последствия пережитого тобой шока. Принимай дальше свои таблетки и положись на саму себя и на Бога. Он поможет тебе, дорогая.
С каждым словом ее голос дрожал все сильнее, будто она говорит не для меня, а для самой себя. Когда она встала и направилась к двери, я увидела, что в ее глазах блестят слезы.
– Я приготовлю нам что-нибудь поесть, – сказала она, избегая моего взгляда. – Почему бы тебе не спуститься со мной? Это лучше, чем сидеть здесь в одиночестве и размышлять о призраках.
– Сейчас приду, – пообещала я.
Как только мама вышла из комнаты, я взяла свой медальон и раскрыла его. Несколько секунд я рассматривала щепочки, лежащие на бабушкином изображении Девы Марии. Потом покачала головой. Нет, я тоже не верю в привидения. И я не сумасшедшая. По крайней мере не настолько, чтобы видеть незнакомых людей.
Снова воспоминание, внезапное и ошарашивающее. Оно показалось мне черным зверем, затаившимся в углу.
Я сижу в комнате Кая на пластиковом табуре – те, сделанном в форме коричневой таксы в походных ботинках. Сиденье посередине – подушка, напоминающая куртку. «Почему дети такие глупые? – думаю я. – Неужели они не понимают, что таксы не носят ни ботинок, ни курток?»
В детской полутьма, Каю пора спать, но он никак не хочет засыпать. Он хочет «маму» и беспрерывно выкрикивает это слово. Рев не прекращается ни на минуту. Каждый новый вскрик прибавляет в громкости и мощности.
– Ма-а-ама!
Рядом со мной крутится детский ночник, отбрасывающий на стены и одеяло фигурки персонажей диснеевских мультфильмов: Микки-Маус, Гуфи, Дональд Дак, Тик, Трик и Трак танцуют вокруг меня в сопровождении механической мелодии: «Спи, детка, спи». Не тут-то было. Спать детка вовсе не намерена. Кай хочет увидеть маму.
Я читаю ему его любимую книжку. Историю о тигре Титусе, размышляющем, в какой цвет ему лучше покрасить дом: в светло-желтый, цвет желтка, лимонный или оранжево-желтый? Наконец он останавливается на цвете подсолнухов. При этом я ощущаю не желтую краску, а кроваво-красную. Такую же красную, как моя злость, растущая с каждым новым «Мама-а-а!». От киновари к бордово-красному.
