В другой раз у меня болел зуб. Сразу после Рождества, в это время отец всегда бывал особенно озлобленным. Так или иначе, когда болит зуб, обычно идут к дантисту. Верно? Но мне тогда только исполнилось восемь, и кто-то должен был меня отвести. Угадай, кто? Но отец этого не сделал, оставил меня страдать. Зубная боль – худший вид боли. Это…
Смотри.
Видишь?
У меня мурашки только от разговоров о ней.
Не знаю, потому ли, что зубы находятся в челюсти и через кости связаны с остальным телом, но когда у меня болят зубы, пульсируют не только они. У тебя наверняка хоть раз болели зубы, ты знаешь, о чем я, как боль распространяется по всему телу. Больно ходить, говорить, дышать, смотреть. Больно просто лежать. Особенно спокойно лежать. И уж точно не до еды или питья.
Отец наверняка тоже это знал. Он не мог не знать, насколько мне больно. Это не вопрос. Он знал. Я говорил ему. Но в школу идти не надо было, некому было увидеть, как мне больно, и он осознавал, что это отличная возможность дать мне пострадать. Наказать меня, собственно говоря, а я даже не знал, что натворил.
В конце концов он отвел меня к врачу, но там утверждал, что боль началась только в то утро. Я промучился три дня. Почти все время сидел в комнате, жил на молоке и апельсиновом соке. Комнатной температуры, от холодного казалось, что меня зажали в тиски.
Так все и было. Он не причинял мне боль сам, но не пытался обезопасить меня. Он меня будто игнорировал. Только лучше бы он меня правда игнорировал. Тогда бы я знал, как себя вести. Он мог быть добрым. Не добрым, но нормальным. Он почти каждый вечер готовил мне ужин, следил, чтобы я брал сэндвич в школу. Делал то, что не мог не делать, потому что иначе другие заметили бы. А вот того, что замечают дети, он не делал. Не обнимал, не целовал, не утешал, не любил. С ним я чувствовал себя маленьким. Я ощущал себя лишним. Даже доброе, нормальное – он делал назло. Чтобы напомнить, как много я ему должен. Как я разрушил его жизнь.
Потому что в этом дело. К этому все сводилось. Я выяснил это, только повзрослев. Не совсем выяснил. Как назвать, когда отец сам все рассказал, по мне это не одно и то же. Он рассказал, что они вообще меня не хотели. Ни он, ни она.
Вот так, без обиняков, просто выложил все. Уже после смерти матери, когда полагал, что я все пойму. Винил религию. Они оба католики. И из-за религии они не избавились от меня. Когда узнали, что мама забеременела. Они еще даже не были женаты, получается, двойной грех, да? Или был бы, если бы она еще и аборт сделала.
