Исповедь литературоведа. Как понимать книги от Достоевского до Кинга | страница 45
Долгое время перед сном я ставил себе в плеере записи пения китов. Засыпаешь под них идеально, звуки через короткое время легко воспроизводятся в твоей памяти, и в тот момент, когда начинаются пустые разговоры, ты просто вспоминаешь их. Слышишь уже не человека, а то, как разговаривают между собой киты. При этом краткосрочная память работает, ты легко можешь поддержать разговор, но утром ничего не вспомнишь. Идеальное преступление!
Вот и на этом отрывке из рассказа Бунина меня чуть было не выключило. Киты уже маячили на горизонте сознания, но были изгнаны с подступов авторским словом. Последней фразой в рассказе, которая переворачивает всё с ног на голову: «Теперь это легкое дыхание снова рассеялось в мире, в этом облачном небе, в этом холодном весеннем ветре».
Тут и становится понятно, о чём это произведение. Это «лёгкое дыхание» – это почти неуловимое течение времени, жажда жизни, наша душа.
Человек умирает, но его дыхание, почти неуловимое, остаётся в этом мире, рассеянное в ветре, оно и треплет фарфоровый венок на могиле у подножия креста.
И пошленькая история красавицы из начала XX века с этим финальным аккордом автора вдруг превращается в откровение.
Вот она, настоящая сила искусства слова.
Бунин учит видеть эти детали, замечать то, что раньше было скрыто от глаз. И как хорошо, что в тот момент, когда я впервые открыл для себя Виктора Гюго, я уже успел проникнуться настоящей поэзией и прозой. Но есть ведь ещё и другая деталь. В книге важно не только то, что заключено внутри. Важна ещё обстановка и время. С «Отверженными» мне в этом плане безумно повезло.
По работе мне всё время приходится общаться с людьми, наверное, именно поэтому минуты одиночества особенно ценны. В эти моменты, когда ты наедине с собой, когда не нужно играть никакую социальную роль, можно быть по-настоящему честным. И нет лучшего фона для этого спасительного одиночества, чем руины древних цивилизаций. Необходимо только одно условие: на этих обломках истории нужно быть одному.
Читать в отеле было как-то обыденно и просто. Поэтому почти каждое утро я брал с собой книгу Гюго и отправлялся на руины Фазелиса пешком. Садился в тени сосновых деревьев, растущих на скале у самого моря, и читал до самого заката.
Но больше всего мне запомнился именно первый день. Ближе к закату я добрался до двенадцатой главы, той самой, которая перевернула моё восприятие литературного текста, научила совершенно иначе смотреть на то, как нужно выстраивать сюжет. Ведь иногда достаточно поменять одну простую деталь, чтобы произведение зазвучало по-новому. Так и делает в своём романе Виктор Гюго.