На суше и на море 1981 | страница 66

Из небольшого, очень лаконичного и сдержанного, отнюдь не претендующего на категоричность очерка, лирического в своей основе, вырастает облик страны с ее пейзажами и людьми, с их характерными национальными особенностями. Без пафоса и патетики, через точно обозначенные и умело отобранные детали Андрич переносит нас в тот или иной край Югославии, самобытный и неповторимый, и не возникает сомнений в том, что он видит и изображает самое главное, самое ценное, самое характерное. Этим объясняется «многомерность» и емкость записей Иво Андрича, которые помимо своей художественной ценности обретают и подлинно научную, историко-географическую, познавательную значимость, тем более что Андрич, будучи историком по образованию, умело владел и методикой научного наблюдения и описания.

В путевых записях Андрича на первый план выступает то, что сближает народы, подчеркивает общее в мечтах и труде людей, в их надеждах на переустройство жизни. Поэтому они интересны многим людям, живущим в самых разных уголках нашей планеты.

Евгений Курильский

СЫНЫ ВУЛКАНА

Повесть

Рис. Л. Кулагина

Они огибали извергающийся вулканический конус. Шли местами по лавовым торосам, местами по раскаленной, но уже покрытой корочкой лаве. Оба были немолоды. Один, сухощавый, поджарый, держал в правой руке геологический молоток с длинной деревянной ручкой, на которую то и дело опирался. Второй, несколько грузноватый, массивный, пользовался в качестве дополнительной опоры алюминиевой лыжной палкой. На обоих из-под штормовок виднелись воротники шерстяных свитеров. Голенища резиновых сапог были немного отвернуты. Из-под касок на лбу выступали полоски черных меховых летных шлемов. Их рюкзаки, не очень объемистые и тяжелые, все же мешали удерживать равновесие, когда приходилось перепрыгивать с одной каменной глыбы на другую. Обветренное, загорелое лицо шедшего впереди обрамляла курчавая, с обильной проседью борода. В его видавшей виды штормовке зияли дыры, а присмотревшись к его каске, можно было увидеть следы ударов вулканических бомбочек. Весь его облик, непринужденность, с которой он передвигался по горячим лавовым торосам, выдавали в нем бывалого «вулкановолка». Штормовой костюм его товарища был новый, хотя и разорвался у левого бедра об острый лавовый выступ; чисто выбритое крупное лицо с черными мохнатыми бровями раскраснелось, а на левой щеке запеклись капельки крови — след шлаковой бомбочки. По его неловким движениям нетрудно было догадаться, что на извержении он впервые.