Тонко повизгивали на сворках собаки. Перед ловами их не кормили, только дали попить, и мутящиеся от голода собачьи глаза жадно смотрели в зеленую лесную глушь, где, никого не страшась, ни о чем не догадываясь, мирно сопели, перемалывая зубами сочную сладкую траву, упитанные туры, важно паслись зубры, дремали на солнечных полянах косули и серны, в непроходимой гуще отлеживались лоси и кабаны.
Вот чернобородый егерь-следопыт, которому Миндовг. уверенный, что охота будет на славу, загодя отсыпал пригоршни серебряных и золотых монет, поднял костяной рог, протрубил. И словно шальной вихрь ворвался в безмолвную до этого пушу. Залились лаем собаки, ударили в бубны, засвистели, заулюлюкали лесники, вспыхнули десятки факелов, закричали, не жалея глоток, охотники от самого великого кунигаса до самого последнего коневода.
Стон прошел по пуще. Еще совсем недавно тут слышались разве что трубные голоса лесных великанов, возвещавших о том, что они встретили свою любовь и готовы выйти на бой за нее. И вот всему наступил конец. Человек поднял на зверя оружие, и от него не было никакого спасения. Даже если б у туров и косуль выросли крылья, им не удалось бы отдалить свой смертный час: над всеми тропами и просекам были развешены перетяги и сети.
Неисчислимая масса зверья, круша подлесок, ринулась прямо на городьбу, стала втягиваться в специально оставленные предательские проходы. Спасение и жизнь были, казалось, совсем рядом. Два-три прыжка - и останутся позади ненавистные, вошедшие в раж собаки, людские крики, огни факелов, такие зловещие средь бела дня, тревожащий запах губительного металла. Но человек коварен. Десятки, сотни зверей проваливались в ловчие ямы, напарывались на острые колья, попадали под самострелы, отчаянно бились в силках и петлях-удавках. Тех же, кому посчастливилось, кто миновал этот кровавый смертный рубеж, ждала стена копий, ждали топоры и безмены, дубины и луки. Металл входил, вонзался в живую звериную плоть, и подкашивались ноги, угасали глаза, такие блестящие и трепетные за считанные мгновения до гибели, такие красивые. Росла теплая гора мяса, гора рогов и меха. А на людей, запятнанных по-живому яркой кровью, все не было угомону. Надолго запомнит пуща этот день. Надолго останется она немотой - только и услышишь посвист ветра.
Далибор завалил трех или четырех косуль и был доволен собою. В его Новогородке ловы не знали такого размаха. Князь Изяслав щадил лесную живность, и не часто на зеленую траву проливалась звериная кровь.
