- Почему Руту стороной обходите? - грозно спросил Миндовг.
Купцы, а это были два брата со своим седобородым отцом, испуганно таращились на кунигаса.
- Говори! - схватил Миндовг за бороду старика. Тот бухнулся сухими коленками на жесткие сосновые корни, выпиравшие из земли, хлипнул подозрительно сизым носом:
- Руту? Не слыхали про такую.
- Про Руту не слыхали?! - Миндовг отшатнулся от старика, как от пришельца с того света. Он был уверен, что его город, его славную Руту, знают все и повсюду, как знают Рим и Бремен, а этот седой слизняк несет какую-то чушь. Кунигас топнул ногой: - Кто вы и куда идете?
- Мы из Жемайтии. Идем с товаром в Менскую землю, - часто моргая красными веками, ответил купец. И все прятал, отводил в сторону взгляд.
- Врет, - уверенно определил Войшелк. - К Товтивилу с Эдивидом идут. Заехать ему промеж глаз - как пить дать сменит песню.
Литовский княжич жилистой загорелой рукой внезапно рванул старика за ворот. Затрещала, расползлась по живому белая, в темным разводах пота рубаха, и все увидели на заросшей колючим волосом груди латинский крест.
- В Риге крещение принимал? - недобро щурясь, спросил Миндовг.
- В Риге, - упавшим голосом ответил купец. - Но я жемайтиец. И они, сыны мои, - показал рукой на своих молодых спутников, - тоже жемайтийцы, одного с вами роду-племени. Смилуйся над ними, великий кунигас.
- И сыны, знамо дело, латинскому богу молятся, - словно не слыша его, с угрозой выдохнул Миндовг. Обесцвеченные старостью глаза купца, донелься усталые и опустошенные, в густом переплетении красных жилок, уже вызывали у него брезгливость. Он ступил шаг к молодым купчикам: - Как вас звать?
Те молчали. За спиной у Миндовга осиновым листом шелестело прерывистое дыхание их отца.
- Немые, что ли? - выкрикнул Войшелк.
И тут старый купец снова грохнулся на колени, принялся объяснять:
- Не знают они по-нашему. В Риге с малых лет жили. При мне, при моем торговом деле. Там, в Риге, все по-немецки. Не доводилось родным словом обогреть душу. Отпусти нас, великий Миндовг.
Старик плакал, развозил по щекам слезы мягкими мертвенно-белыми руками. Сыновья, понурясь, молчали.
- Не понимают по-нашему? - дивился Миндовг. - Нашей кости люди и - не понимают? Чем же ты кормил их, пес шелудивый? - Он в гневе осмотрелся, увидел вблизи тропки куст лозы, с хрустом выломал длинную розгу, потряс ею у молодых купцов под носом: - Что это? Как называется? Не знаете? - Через плечо приказал Войшелку: - Выпрягайте лошадей из трех купцовых бричек, спускайте папаше и сынкам порты, вяжите всю троицу к оглоблям. Буду учить их языку, на котором наш народ с Пяркунасом говорит.
