- Пришел? - нисколько не удивился Волосач.
- Пришел, - сказал княжич. - Скудно ты живешь.
- А зачем жить богато? Думаешь, богатый да сытый всегда счастливый? Бывают дни, когда сытый рад бы поголодать. Однако отошли холопа. Не для его ушей наш с тобой разговор.
- Ступай к лошадям, - велел Найдену княжич.
- Не сытости ради живет человек, а ради любви, - продолжал Волосач, когда тот беззвучно исчез. - Надо сказать себе: "Я люблю несчастных, люблю калек, люблю брошенных с корабля в море, как некрасивых, так и велми пригожих, как слабых, так и отменно сильных".
- А какой я? Слабый или сильный? - перебил его Далибор.
- Ты слаб, но станешь силен.
- Когда это будет? - Далибор схватил вещуна за плечо.
Тот не спешил с ответом. Бросил в огонь сухую былинку, сказал:
- За каждый желудь с этого дуба мне женщины из окрестных деревень куриное яйцо дают. И еще... Приводят мне на заклание кто овцу, кто козу, а кто и корову. Так я кишки и другие отходы сжигаю на костре, а мясо ем...
- Не то говоришь! - осерчал Далибор. - Зачем звал меня?
От гнева у него заходили желваки на щеках, черные глаза, казалось, пронизывали вещуна насквозь.
- Ну что ж, - торжественно поднялся Волосач со своего "трона". - Слушай, священный зеленый дуб. Слушай, священный огонь. Слушай, небо. И ты слушай, княжич Далибор. Новогородокский князь Изяслав Василькович не отец тебе, а ты ему не сын.
Сказал он это громко, внятно, решительно, отчаянно-смело, словно бросился вниз с горы. И опять сел, уставился на костер, словно подшевеливал взглядом красные лепестки, плясавшие на черных, задымленных камнях. Далибор, оглушенный услышанным, тоже смотрел на огонь. И почему-то вспоминалось ему, как немчина, приезжавший минувшим летом из Риги, говорил, будто бы в огне, в пламени живут саламандры, наводящие ужас красноглазые существа. Ни в воде они не могут жить, ни в земле, ни в зеленой листве деревьев, а только в огне. Вот и сейчас жутко гримасничает, скалит на огне зубы отвратительная саламандра. Вот она показала Далибору длинный раздвоенный язык. На языке лежит, перекатывается горячий, брызжущий искрами уголек.
Княжич метнулся к вещуну, сгреб его за грудки, аж рубаха затрещала, встряхнул что было силы, прокричал:
- Что ты плетешь?! Да я тебя... я тебя убью!
По шалому взгляду Далибора Волосач догадался, что тот грозится не зря, но произнес со спокойным достоинством:
- Смерти я не боюсь, княжич. Всех живущих приберет к себе Перун. Убивай, но сперва выслушай до конца.
