. После моего освобождения, я оказался
без дела, а тут пошли и успехи России; мы продолжали это дело и впервые связались с резистанс. Все это велось, пока немцы не ушли, очень подпольно. Но слухи об этом были, эту группу называли моим именем, и я был в списке тех, кого надо было увезти в Германию при приближении союзников. Только стремительность их отступления меня от этого избавила. Один из наших, Кривошеин
{254}, еще раньше был арестован и увезен; теперь он освобожден и вернулся, но до Парижа его не довезли. После ухода немцев мы получили возможность уже открыто искать сторонников, выпустили листовку, но у нас не ставился даже вопрос о посещении Посла и о каком-нибудь соглашении с ним. Но тут произошло два обстоятельства. Появились «патриоты», отчасти от Резистанс, а отчасти из германофилов, которые под этим флагом скрывали свое германофильство и нажитые ими деньги; они побежали к Богомолову, оплевали прошлое эмиграции, словом, повели себя, как ренегаты. Одно их присутствие на Гренелль
{255} отбило у нас всякую охоту идти туда. Но они стали убеждать нас к ним присоединиться, меня просили стать их почетным председателем, захватили помещение Жеребкова с украденной у нас мебелью, словом, эмиграцию отталкивали. А другое обстоятельство было раздраженное и несправедливое отношение французов ко всем белым русским, которых обвиняли в помощи Германии и измене Франции. Кто не с «патриотами», тот против Советской России, т. е. с Германией. Вот упрощенное рассуждение улицы. Я не знаю, к каким действиям это бы меня побудило. Но мне не пришлось никаких решений предпринимать, когда сам Богомолов через посредника дважды выразил желание со мной повидаться. Он не говорил
зачем, и затем речь шла только обо мне, и. после второго приглашения, которое поручил мне передать, я решил пойти «на разведку» и через того же посредника ответил, что его желание совпадает с моим, и просил назначить время. Но тут он уехал с де Голлем в Москву
{256}, и все было отложено. После его возвращения об этом больше не было речи. Мы тогда решили все-таки в противовес патриотам наше «объединение» зарегистрировать, выпустили вторую листовку из 3-х пунктов, — Вы ее, по-видимому, знаете, — и назначили в Токио
{257} собрание тех, которые ее разделяют. Но за несколько дней до этого собрания, Богомолов через того же посредника мне передал, что возвращается к первому плану о свидании и назначает мне прием, не только меня, но и моей группы, по моему выбору, но желает, чтобы я привел обоих адмиралов, которые к нам входили. Мы решили пойти, именно как группа людей, которые от Советов независимы, но признают их национальной властью, и с ними не борются. Для нас было ясно, что никакой другой власти в России мы им противопоставить не можем, а [не оставлять
