Из родной старины | страница 9
— А что, ребятушки, где ваш воевода хоронится? Много ли у него силы?
— Наш воевода, поди, спрятался, — заорал Никитка Шарапов, самый, что ни на есть, пьяница и вор по всему городу.
— Куда ему воевать!.. — загалдела толпа. Да и стрельцов-то у него всего десятка полтора, и все пищали-то у них ржа села.
— Так-то так, ребята, — сказал казак и почесал в затылке, — а все бы надо вашего воеводу наперед извести. Не то придет ему в голову в наши лодки стрелять. Тогда атаман Нечай осерчает, и всем худо придется.
— Дело казак говорит! — закричала толпа. — Извести воеводу, на осину его, старого!
Нелюб, как услыхал про воеводу, сейчас смекнул, что делать. Свернул он в окольный переулочек и, что есть мочи, бегом к воеводскому дому пустился. Жаль было парню степенного да ласкового старика-воеводу Степана Племянникова; хотел он его оповестить.
Запыхавшись, прибежал он к воеводским хоромам. Старик-воевода прослышал уже про грозную беду. Собрал он кучку стрельцов и челяди и решил крепко жизнь свою отстаивать.
Был воевода в летах, тучен и на подъем тяжел; но тут его Нелюб сначала не узнал: помолодел старик; глаза разгорелись, боевую саблю в руках держит, на стрельцов покрикивает.
— Здорово, Нелюб! — крикнул он. — Сюда, что ли, бунтовской люд идет?
— Берегись, воевода, тебя извести хотят! Укройся где-нибудь, — народу сотни четыре…
Старик засмеялся.
— Что ты, парень!.. Я на государевом деле стою. Пристойно ли мне, набольшему, хорониться! Пускай изводят, ежели им любо, а я государев город без бою не отдам.
Крикнул воевода еще раза, на стрельцов и отвел Нелюба в сторону.
— Коли ты хочешь мне, парень, последнюю службу сослужить, вот что сделай: перекинься ты живей через Волгу, оповести отца-архимандрита Пахомия: «идет-де ватага разбойничья. Городок-де взяла и монастырь возьмет». Пусть отец-архимандрит построже смотрит да покрепче обитель бережет. Ступай с Богом, а мне отсюда идти некуда!
Смахнул Нелюб невольную слезу и бегом пустился воеводский наказ исполнять.
Черною тучей облегла мятежная толпа воеводские хоромы. Глухо и редко захлопали пищали стрелецкие, грозно загремел голос старого воеводы… И загорелась схватка короткая, кровавая…
Мигом мятежники смяли да перекололи стрельцов; воеводу оглушили дубиной, связали руки назад.
— Ребята, руби голову старому! — закричал казак. — Атаману Нечаю гостинец снесем.
Толпа приумолкла и понурилась.
Тут все были свои — мурашкинцы: никому не хотелось первому поднимать руку на воеводу.