— Что, простите?
— Feu[11]? Спички? — К нему обращалась та самая певица: она успела подойти к его столику и сидела в прежде пустовавшем кресле.
Мендес опустил руку в карман, чтобы достать зажигалку, но вдруг передумал. Женщина склонилась над сигаретой, длинные каштановые волосы скрывали ее лицо, но Мендес, внезапно очнувшись, почувствовал: ей известно, кто он такой, никаких сомнений в этом нет. Он осторожно взял спички со служебного столика. Дал женщине прикурить. Встал. Завтра, решил он, завтра же отправляюсь на юг. Через Камарг[12].
Бывало страшно. Да. После отъезда Мендеса случались скверные дни: когда Лялька расплачивалась с таксистом, тот завистливо скосил глаза на ее бархатное пальто, и она дала ему несусветные чаевые; когда злые алчные взгляды сопровождали ее на тихой улице по пути домой. Особенно она ощущала это ближе к вечеру. В сумеречном сыром воздухе улицы окрашивались желтым. В ноябре. Она родилась в ноябре. Иногда на нее накатывала настоящая паника: она чувствовала себя словно занемогшая посреди перелета птица.
Плохо, если тебе исполняется сорок в ноябре. В такую холодину. Иногда ей казалось, что из нее ушла вся кровь. И она дрожала на ветру, пока вокруг не смыкались стены ее тесной прихожей — до чего славно было закрыть за собой плотную входную дверь. Теперь она может задержаться у зеркала, провести рукой по густым прямым волосам, успокоиться, взглянув на свое лицо с такими правильными чертами. Смотри, смотри. У меня желтые глаза, моя кожа все еще упругая, а кости под ней крепкие. Потом она улыбнется и потянется к письмам на полочке под зеркалом.
— Мария, — крикнула Лялька, повернувшись в сторону кухни, — мне кто-нибудь звонил?
— Здравствуйте, это вы, миссис Мендес? — Голос Марии доносился с лестницы на второй этаж. Она стояла на коленях над совком и щеткой и испуганно глядела на Ляльку поверх тяжелых бедер. Лялька сразу увидела разбитую расписную вазу.
— Вы не слышали, как я вошла? Ладно, неважно. Бросьте это, — в ее голосе звучало нетерпение. — Мне что-нибудь просили передать?
Мария тяжело поднялась на ноги.
— Да уж, был один звонок. Мужчина звонил.
— Мария, — Лялька вздохнула, — ну сколько раз можно говорить? Его имя, вы записали его имя?
— Нет.
Лялька постучала по зубам ребром нераспечатанного конверта.
— Звонил мистер Тобайас. Ну зачем мне писать: «мистер Тобайас»? Сказал, что перезвонит попозже. Я вам кофе приготовлю.
Лялька поежилась.
— Спасибо, Мария.
