Этим он и занялся, не став обедать. Как ни сноровисто работал, управиться пришлось лишь при свете костра. Ноги и руки гудели от усталости, и живот урчал от голода, но, несмотря на это, он съел лишь кусочек хлеба со шматком сала и улегся спать.
Сколько ему придется еще проблукать по тайге, провести на холоде вот таких тревожных ночей! И как затянула его эта преступная трясина?! Ведь нанимался он охранять прииск, золото, но не воровать его, не убивать людей. А пришлось…
Шатун объяснил им, что в тайге появилась группа рэкетиров, охотников за золотом: нападают на небольшие прииски, на любителей-промысловиков, грабят их и скрываются. Что недавно-де, невдалеке от их прииска, напали на соседей, перебили охрану, все забрали и теперь движутся по направлению к железной дороге, на юго-восток. Пять человек замечены в районе Тунгуски и что их можно перехватить.
В группу перехвата Шатун отбирал добровольцев, и дернул тогда черт Кукушкина вызваться… Установка была твердая: выйти группе наперерез, устроить засаду и, чтобы не рисковать, — группа вооружена автоматами и там-де не какие-то лопухи, а лихие парни, — без всяких предупреждений уничтожить ее.
Так и сделали. А после выяснилось, что это не рэкетиры, а промысловики-любители. Потом Шатун использовал каждого, кто участвовал в перехвате, как подневольного. И попробуй не подчиниться, взроптать… А Чукча стал прямо-таки его цепным кобелем, и Кукушкину теперь не было его жаль. Старший еще вчера завелся и хотел разделаться с лишними попутчиками, но у Кукушкина рука не поднималась брать грех на душу, и он уговорил напарника не торопиться, использовать летуна и прокурора как «тягловую силу»…
Долго еще воспоминания и думы тревожили Кукушкина, и он, несмотря на усталость, ворочался с боку на бок, вздыхая и мысленно ругая себя за необдуманные, прямо-таки глупые поступки. И сон его был зыбким, коротким, неспокойным, с продолжавшимся невеселым раздумьем о своей жизни. Но, к удивлению, он не мерз, как в прошлую ночь в вертолете, будто лапник и прогретая костром земля до самого утра источали тепло.
К утру ветерок начал стихать, но небо все еще было затянуто тучами; из них уже не сыпал, как прежде, снег, а кружили редкие снежинки, предвещая скорые морозы, которые, помнил Кукушкин, иногда заворачивали до двадцати градусов. Тогда такой шалашик не спасет.
Кукушкин вскипятил воды, заварил покрепче чай и, позавтракав поплотнее — чтобы идти весь день — тронулся в путь.
