Аль-Сорна покачал головой.
— Мы явились, чтобы захватить порты на северном побережье. Янусу нужны были торговые пути через Эринейское море. И безумцем он не был. Он был старым, отчаянным — но не безумным.
Я удивился: в его тоне отчетливо звучало сочувствие. А ведь Янус, в конце концов, был великим предателем — то была часть легенды об Убийце Светоча.
— А откуда это вам так хорошо известно, что было у него на уме?
— Он мне сам говорил.
— Говорил? Вам?
Я расхохотался.
— Я написал тысячу писем с запросами всем послам и чиновникам Королевства, кого только вспомнил. Немногие удосужились ответить, и все они сходились в одном: Янус никогда никому своих планов не поверял, даже родным.
— Но вы, тем не менее, утверждаете, будто он хотел завоевать всю вашу Империю.
— Логичный вывод, основанный на известных обстоятельствах.
— Логичный — быть может, но ошибочный. У Януса была королевская душа: он умел быть холодным и жестоким, когда надо. Но он не был алчным и не был мечтателем. Он понимал, что Королевству никогда не набрать достаточно людей и средств, чтобы завоевать вашу Империю. Мы пришли захватить порты. Он говорил, что это единственный способ обеспечить наше будущее.
— С чего бы это ему сообщать вам столь секретные сведения?
— У нас была… договоренность. Он говорил мне много такого, чего не сказал бы никому другому. Некоторые его приказы требовали объяснения, иначе я не стал бы их выполнять. Но, думаю, иногда ему просто было нужно перед кем-то выговориться. Даже королям бывает одиноко.
Я ощущал странный соблазн: северянин понимал, что я алчу тех сведений, которые он может мне дать. Мое уважение к нему росло, моя неприязнь — тоже. Он использовал меня, он хотел, чтобы я написал историю, которую он может поведать. Почему именно — я понятия не имел. Я понимал, что это имеет какое-то отношение к Янусу и к поединку, что ожидал его на островах. Быть может, он нуждался в том, чтобы облегчить душу перед смертью, оставить в наследство правду о себе, чтобы история запомнила его не только как Убийцу Светоча. Последняя попытка оправдать себя самого и своего покойного короля.
Я позволил молчанию затянуться, наблюдая за косатками до тех пор, пока они не наелись свежей рыбы и не уплыли к востоку. Наконец, когда солнце начало клониться к горизонту и тени удлинились, я произнес:
— Ну что ж, расскажите.
