— Такая известность делает ему честь, — улыбнулся Ваэлин Аль-Сорна. — Итак, бочонок?
— Там он. По фляге в день на человека, и не больше. Я не стану обделять команду ради таких, как вы. Есть можете из общего котла, коли не побрезгуете такими, как мы.
— Едал я с людьми и похуже. Если понадобится лишний человек на веслах, я в вашем распоряжении.
— А что, доводилось уже грести?
— Один раз.
— Без вас управимся, — хмыкнул капитан. Он повернулся, чтобы уйти, и буркнул через плечо: — Через час отходим, не путайтесь под ногами, пока не выйдем из гавани.
— Дикарь с островов! — кипятился я, распаковывая свои пожитки, раскладывая перья и чернильницу. Я убедился, что под моим тюфяком не прячется какая-нибудь крыса, сел и принялся составлять письмо к императору. Я намеревался сообщить ему во всех подробностях о том, как меня оскорбили. — Знайте: отныне ему не найти пристанища ни в одной альпиранской гавани!
Ваэлин Аль-Сорна сел, привалился спиной к корабельному борту.
— Вы знаете мой язык? — спросил он, перейдя на свой северянский.
— Я изучаю языки, — ответил я на том же наречии. — Я бегло говорю на семи языках Империи и могу объясниться еще на пяти.
— Впечатляет. А на сеордском говорите?
Я поднял взгляд от письма.
— На сеордском?
— Сеорда-силь Великого Северного леса. Слышали про такой народ?
— Мои сведения о северных дикарях не отличаются полнотой. Впрочем, я и не вижу причин восполнять упущенное.
— Вы так довольны своим невежеством — а ведь вы человек ученый…
— Думаю, что могу сказать от лица всего своего народа: нам всем было бы лучше, если бы мы не ведали о вас и поныне.
Он склонил голову набок, пристально меня разглядывая.
— Я слышу в вашем голосе ненависть.
Я ничего не ответил. Мое перо стремительно бегало по бумаге: я составлял стандартное вступление для письма к императору.
— Вы его знали, не так ли? — продолжал Ваэлин Аль-Сорна.
Перо остановилось. В глаза ему я смотреть не желал.
— Вы были знакомы со Светочем.
Я отложил перо и встал. Вонь трюма и близость этого дикаря внезапно сделались невыносимыми.
— Да, я его знал, — проскрежетал я. — Я знал его как лучшего из нас. Я знал, что он станет самым великим императором из всех, кого когда-либо видела наша страна. Но я ненавижу тебя не поэтому, северянин. Я ненавижу тебя оттого, что Светоч был мне другом, а ты его убил.
И я побрел прочь и взобрался по трапу на палубу, впервые в жизни жалея, что я не воин, что руки мои не бугрятся мышцами и сердце мое не твердо, как камень, что я не могу взять меч и осуществить кровавую месть. Но все это было мне не по силам. Тело мое было подтянутым, но не сильным, разум проворным, но не безжалостным. Я не был воином. Отомстить мне было не дано. Все, что я мог сделать для друга — это стать свидетелем смерти его убийцы и написать официальное завершение его истории, дабы угодить императору и оставить истину на вечное хранение в наших архивах.
