Живое море. В мире безмолвия | страница 18

Взлетаю вверх, словно пузырь. Без груза болтаюсь во все стороны. Судорожно цепляюсь за канат. Но вот хмель улетучивается. Я трезв и зол от сознания, что не достиг цели. Миную Жака и спешу дальше наверх. Мне сообщают, что я пробыл под водой семь минут».

Пояс Диди был привязан на глубине двухсот десяти футов. Пристав удостоверил этот факт. Еще ни один ныряльщик с автономным дыхательным аппаратом не достигал такой глубины, а Дюма был твердо убежден, что спустился не ниже ста футов.

Опьянение Дюма объяснялось наркотическим действием азота. Это отклонение в физиологии ныряльщиков за несколько лет до того изучал капитан военно-морских сил США А. Р. Бенке. В оккупированной Франции ничего не знали о его трудах. Мы назвали это явление l’ivresse des grandes profondeurs (опьянение или «отравление» большой глубиной).

Поначалу действие глубины похоже на легкий наркоз. Подводный пловец чувствует себя Богом. Если проплывающая мимо рыба разинет рот, ныряльщик способен вообразить, что она просит воздуха, и щедрым жестом предложить ей свой мундштук. Явление это весьма сложное и по-прежнему остается загадкой для физиологов. Капитан Бенке считает, что все дело в перенасыщении крови азотом. Кессонная болезнь тут ни при чем; газ химически воздействует на нервные центры. Новейшие лабораторные исследования говорят о связи «глубинного опьянения» с остаточным углекислым газом в нервной ткани. Опыты, проведенные военно-морскими силами США, показали, что загадочный хмель не поражает ныряльщиков, дышащих смесью, в которой азот заменен гелием. Промышленное производство гелия налажено только в США и охраняется строгим законом, так что иностранные исследователи не могут получить американский гелий. Водород, который тоже легче воздуха, эффективностью не уступает гелию, но он взрывоопасен, и с ним сложно обращаться. Швед Цеттерстрём погружался с аппаратом, где применялся водород, но из-за промаха, допущенного его помощниками на поверхности, умер во время декомпрессии и не смог внести ясности в этот вопрос.

Я очень восприимчив к глубинному опьянению. Я люблю его и вместе с тем боюсь, как Страшного Суда. Оно поражает все органы чувств и совершенно заглушает инстинкт жизни. Физически сильные люди поддаются ему не так быстро, как неврастеники вроде меня, но им труднее потом взять себя в руки. Люди умственного труда пьянеют легко, зато, одолев опьянение, они быстро приходят в себя. Этот хмель наводит на мысль о пьяных сборищах двадцатых годов, когда наркоманы собирались вместе и вдыхали закись азота.